rulibs.com
Всю ночь скрипело в лесу дерево: скрип-скрип, скрип-скрип… И, ветер с шипеньем накатывался на вершины, как тяжёлая волна. И опять скрипело дерево о своей серой древесной жизни.
Сколько отшумело тысячелетий, пока в глухом лесу, рядом с мёртвым скрипом деревьев, родился настоящий, живой голосок? Сначала, наверное, и он был вот таким же нудным, робким и слабым, как этот скрип.
Волны накатывались и накатывались, а дерево всё скрипело и скрипело. И я уснул.
Проснулся я не от шума, а от тишины. Ветер утих, замолчало дерево, и стало слышно, как падают с ёлки сухие хвоинки.
Обратите внимание
И вдруг дерево запело! Сперва тихо и робко, а потом всё смелее и громче. Запело живым голосом, и звуки неслись не с ветвей, а изнутри ствола, из самой древесной сердцевины. Дерево верещало, стрекотало, что-то выкрикивало — дерево пело!
Это был не сон. Было утро, и я видел, как ленивым колечком поднимался с лесной полянки туман. Росинки стреляли в солнце синими и красными стрелами. А на сучке зевал и потягивался дятел.
Может, вот так когда-то и родился в лесу живой голос?.
Не хотелось вставать, а ещё больше не хотелось разрушать тайну поющего дерева.
Тайну разрушил дятел. Как волшебную палочку, поднял он вверх свой длинный нос, качнул головой и громко крикнул. И дерево в ответ на крик вдруг запищало, завопило отчаянно и нетерпеливо. Оно уже не пело: оно кричало, звало, торопило, просило и умоляло.
У каждой загадки — своя отгадка. В дереве дупло, в дупле — гнездо, а в гнезде — дятлята.
Всю ночь дерево качало их и баюкало, песни им лесные скрипело. Утром пришёл их черед, и понеслось из дерева настырное и голодное верещание.
Много тысячелетий слышался в лесу унылый скрип. Но когда-то зазвучал в нём первый живой голосок. И может, вот так же зазвучал на рассвете, в дупле, под надёжной защитой какого-то дерева.
Жабий король
Царевну-лягушку на белой кувшинке я и раньше встречал. А теперь повстречал и жабьего короля! С белым пушистым пером на голове.
Король прыгал, и белое перо-султан мелькало в сумеречной траве. А когда голый король шагал раскорякой на своих четырёх кривых лапках — перо виляло из стороны в сторону, словно веер. Перо ему было к лицу. Белый султан на бугристой короне. Прямо над бессмысленным золотым глазом. Совершенно непонятный и необъяснимый. Даже сказочный.
Непонятный и необъяснимый… если бы рядом не стоял курятник! Из него-то жаба и выползла. Там-то и прилипло к её голове пушистое куриное перышко.
Звериная баня
Дикие звери тоже в баню ходят. И больше всех любят бегать в баню… дикие свиньи! Баня у них простая: без жара, без мыла, даже без горячей воды. Всего-навсего одна ванна — лунка в земле. В лунке — вода болотная. Вместо мыльной пены — жижа. Вместо мочалки — пучки старой травы и мха. Вас бы в такую «баню» и не заманить. А кабаны так и лезут. Вот до чего баню любят!
Но ходят кабаны в баню совсем не за тем, зачем ходим мы. Мы зачем в баню ходим? Мыться. А кабаны ходят… пачкаться! Мы грязь с себя мочалкой смываем, а кабаны нарочно грязь на себя намазывают. И чем больше вымажутся — тем хрюкают веселей.
И после своей свиной бани они в сто раз грязнее, чем до неё. И рады-радёшеньки! Уж теперь-то сквозь грязевой панцирь никакие кусаки до их шкуры не доберутся: ни комары, ни москиты, ни слепни. Щетина у них летом редкая, вот они и намазываются.
Выкатаются, вымажутся — и не почешутся!
Весёлые старушки
На солнечной скале веселятся крапивницы. Бабочки перезимовали зиму и радуются теплу. Зима свирепой была, её ледяные когти проникли в самые потайные убежища. Не все бабочки выжили. Крылышки у них выцвели и потёрлись.
Кто без усов остался, кто без ноги. А у кого от цветных крыльев одни жилки остались, как у высохшего листа.
Но пережившие свой век калеки и инвалиды, древние бабочкины старушки всем на зависть весёлые и игривые! Старушки играют в пятнашки!
Важно
Весело налетает пятна́ на спокойно сидящих, дремлющих на припёке. Мелькание крыльев, весёлая суматоха, стайка бабочек штопором ввинчивается в синее небо. Они кувыркаются и барахтаются на струях тёплого ветра.
Потом сломя голову кидаются вниз и снова рассаживаются на гладкой нагретой скале. Они игриво поводят обтрёпанными крылышками и расправляют лапками ощипанные усы. Старики и старушки играют и веселятся.
Словно и не было позади страшной зимы.
Отчего у лисы длинный хвост?
Конечно, от любопытства! Не оттого же, что она на хвост рыбу будто бы в проруби ловит. И не потому, что следы будто бы хвостом заметает. Длинным лисий хвост становится от любопытства.
Начинается всё с той поры, как прорежутся у лисят глаза. Хвосты у них в эту пору совсем ещё маленькие и короткие, как у всех зверят.
Но вот глаза прорезались, и хвосты сразу же начинают вытягиваться! Становятся всё длинней и длинней. И как же им не длиннеть, если лисята изо всех силёнок тянутся к светлому пятнышку — к выходу из норы. Ещё бы: шевелится там что-то невиданное, шумит неслыханное и пахнет нечуянным!
Только вот страшно. Страшно вдруг оторваться от обжитой норы. И потому высовываются лисята из неё только на длину своего ещё короткого хвостика. Словно придерживаются кончиком хвоста за родимый порог. Чуть что — чур-чура — я дома.
А белый свет манит. Цветы кивают: понюхайте нас! Камни блестят: потрогайте нас! Жуки скрипят: поймайте нас!
Лисята тянутся, тянутся всё дальше и дальше. Хвостишки их вытягиваются, растягиваются. Становятся всё длинней и длинней. От любопытства, конечно. От чего же ещё?
Клад
Я нашёл клад. Он был спрятан в потайном месте, под густым развесистым папоротником. Только раздвинул ажурные перья — и вот он, у моих ног! Горстка сияющих драгоценностей. Жемчуга, перламутр, бриллианты. Это птичье гнездо. И в нём яички: прекраснее перламутра и жемчуга! Что жемчуга — они мертвы. А в яичках жизнь и тысячи тысяч будущих песен.
Сколько таких кладов спрятано по горам! В густой траве, в дуплах деревьев, под корнями пней и в щелях скал. И только одним эти клады отличаются от настоящих: их лучше не трогать. Лишь ненайденные и нетронутые, смогут они принести людям радость.
Крылатое дерево
Многое я повидал в горах, и удивляться уж почти перестал, да снова и удивился. Нашел крылатое дерево! Ёлку, увешанную крыльями птиц! Стою смотрю, и сладко так покалывает под ложечкой: рядом тайна.
Висят на еловых лапах крылья грачей, сорок и ворон. Крылья кедровок, сизоворонок, галок, голубей, соек. Чёрные, серые, бурые, голубые, пёстрые. Как праздничные флажки. Как бельё на верёвке после большой стирки. Или это сами птицы крылья свои после дождя вывесили на просушку? Вот какая чепуха лезет в голову!
Конечно, всё сейчас разгадается. Всё станет понятно и просто, всё объяснится. Я поэтому и не спешу: хочется подольше побыть наедине с загадочным и непонятным. Всё меньше вокруг нас остаётся загадок, всё скучнее становится.
Совет
Да, всё просто. На ёлке гнездо сокола, в гнезде маленькие птенцы. Соколы ловят для них птиц и готовят для деток котлетки. Ощипывают грачей и ворон, сорок и голубей, отрывают и бросают жёсткие крылья. Крылья и перья застревают в густых еловых лапах. Вот и висят они как праздничные флажки, как игрушки на новогодней ёлке.
Жаль, ещё одной загадкой в горах стало меньше…
Лесные пословицы и поговорки
Для медведя зима — одна ночь.
Рысь за двумя зайцами не гонится, но одного не пропустит.
Подёнка один день живёт, а подёнки — вечно.
Муха с мухоловкой не уживутся.
С волка один спрос — что за телёнка, что за цыплёнка.
Любит тетерев тетеревятника, как перепёлка перепелятника.
И у навозного жука был день рождения.
Каждый на своих лапах стоит.
Кроту падать некуда.
* * *
Повстречались с Лесовичком на опушке, он мне и говорит:
— Ростом ты против меня эвон какой, только я тебе не завидую!
— Что так? — удивился я.
— А то, что вижу я вдвое больше тебя. Ты привык на всё свысока смотреть, с высоты своего роста. У тебя на всё одна точка зрения. У тебя точка, а у меня — кочка!
Лесовичок вскарабкался на кочку, приложил ладошку козырёчком ко лбу и огляделся.
— Во, вижу! — крикнул он.
— Чего видишь? — спросил я.
— Невиданное вижу. О-ё-ё-ё-ё-ёй! Хочешь посмотреть?
— Ещё бы! — воскликнул я.
— Тогда скорей опускайся на четвереньки!
— Куда опускаться?
— На четвереньки, на четвереньки! А то глазеешь, как пожарник с вышки.
Я опустился на четвереньки. О-ё-ё-ё-ёй! Действительно! Вот это да!
— Чего я тебе говорил? — подмигнул Лесовичок. — Кочка-то не хуже точки. Так-то, брат. Хочешь понять жизнь птиц — по воздуху полетай, покачайся на ветках. Хочешь понять насекомых — поползай на животе, а четвероногих — опустись на четвереньки. Да вот с их кочки-то о них и суди!
Отчаянный путешественник
Путешествие — трудное дело. Всякий путешественник терпит невзгоды. И упорные, бывает, сдают.
Но есть путешественники беззаветные, неколебимые, просто отчаянные. О них я подумал, когда увидел на снегу паучка.
Вот он — чёрная точка рядом с лыжнёй. Ножки поджаты; мёртвый, оцепенелый, застылый. Но поднимется солнце, пригреет чуть — и он оживёт. Зашевелится, разомнёт замлевшие лапки — и снова в путь!
Так и идёт: светит солнце — бежит всё вперёд и вперёд. А накроет тень — съёжится и лежит. Лежит и ждёт терпеливо, авось тепло опять воскресит, — чтоб снова продолжить путь!
Бежит и лежит, лежит и бежит. Такому предел — только смерть.
Лесные тайнички (сборник)
ЖАБИЙ КОРОЛЬ
Царевну-лягушку на белой кувшинке я и раньше встречал. А теперь повстречал и жабьего короля! С белым пушистым пером на голове.
Король прыгал, и белое перо-султан мелькало в сумеречной траве. А когда голый король шагал раскорякой на своих четырёх кривых лапках, перо виляло из стороны в сторону, словно веер. Перо ему было к лицу. Белый султан на бугристой короне. Прямо над бессмысленным золотым глазом. Совершенно непонятный и необъяснимый. Даже сказочный.
Непонятный и необъяснимый… если бы рядом не стоял курятник! Из него-то жаба и выползла. Там-то и прилипло к её голове пушистое куриное пёрышко.
ЗВЕРИНАЯ БАНЯОбратите внимание
Дикие звери тоже в баню ходят. И больше всех любят бегать в баню… дикие свиньи! Баня у них простая: без жара, без мыла, даже без горячей воды. Всего-навсего одна ванна – лунка в земле. В лунке – вода болотная. Вместо мыльной пены – жижа. Вместо мочалки – пучки старой травы и мха. Вас бы в такую «баню» и не заманить. А кабаны так и лезут. Вот до чего баню любят!
Но ходят кабаны в баню совсем не затем, зачем ходим мы. Мы зачем в баню ходим? Мыться. А кабаны ходят… пачкаться! Мы грязь с себя мочалкой смываем, а кабаны нарочно грязь на себя намазывают. И чем больше вымажутся, тем хрюкают веселей.
И после своей свиной бани они в сто раз грязнее, чем до неё. И рады-радёшеньки! Уж теперь-то сквозь грязевой панцирь никакие кусаки до их шкуры не доберутся: ни комары, ни москиты, ни слепни. Щетина у них летом редкая, вот они и намазываются.
Выкатаются, вымажутся – и не почешутся!
В КОНЦЕ ТАИНСТВЕННОГО СЛЕДА…
Сверху озерко с песчаным пляжем казалось голубым блюдечком с золотой каёмочкой. Не бороздили воду рыбачьи лодки, и не топтали песок грубые ребячьи сапоги. Безлюдно вокруг. А там, где безлюдно, там всегда многоптично и многозверно.
Я приходил к озерку смотреть звериные росписи на песке. Кто был, что делал, куда ушёл?
Вот лиса воду лакала, ножки намочила.
Зайчишка на плюшевых лапках проковылял.
А вот след со звериными когтями и утиными перепонками – это выдра из воды вылезла.
Знакомые следы знакомых зверей.
И вдруг следок незнакомый! Бороздки и двоеточия: то ли зверёк, то ли птица, то ли ещё кто? Пересёк след песок и исчез в кустах.
Вот ещё непонятный след – бороздка протянулась из кустов и пропала в траве.
Следы, следы – незнакомые следы незнакомых жителей берега.
Кто там, в конце этих бороздок, двоеточий, чёрточек? Скачет он, ползёт или бежит? Чем покрыто его тело – перьями, шерстью или чешуёй?
Ничего не известно.
И потому интересно.
Потому я и люблю приходить на безлюдный бережок озера, похожего на голубое блюдечко с золотистой каёмочкой.
ВЫЕДЕННОЕ ЯЙЦОВажно
Хочешь жить – мух лови. Хочешь муху поймать – сеть плети. Паучишка только тем и занят, что сети плетёт. А это ой как не просто!
Сплёл между деревьями – ветер сеть разметал. Сплёл между кустами – роса на сеть осела, все нити порвала. Соткал сеть внизу, между травинок, – и тут не уцелела! Ёжик бежал, колючками зацепил, сеть порвал и самого чуть не заколол.
Другой бы, может, после таких бед вовсе перестал бы сети плести. А паучишке что делать? Хочешь жить – мух лови. Хочешь муху поймать – сети плети.
Опустился паучишка на самую землю и поселился… в пустом птичьем яйце! Ворона яйцо расклевала, белок и желток выпила, а пустую скорлупку бросила. Вот дом так дом – всем домам дом!
Ветер не дует, дождик не мочит, птицы и звери внимания не обращают: кому выеденное яйцо надо? Паучишка и рад: не мешают дело делать, сеть серебряную плести, мух сетью ловить.
БАБОЧКА И СОЛНЦЕ
Жила-была на лесной поляне бабочка. Крылышки у бабочки яркие, как цветочные лепестки. Все любовались ими. Умела бабочка себя показать: крылышки всегда держала вразлёт.
Но появилась в лесу птица-мухоловка. Она села на сухой сучок и стала высматривать.
Бабочку мухоловка не трогала. Это была простая серая мухоловка, которая ловит только мух. Но бабочка на всякий случай перестала раскрывать яркие крылышки. Она стала складывать их так, что из двух ярких крылышек получался один бурый листик.
Подолгу сидела бабочка неподвижно, изо всех сил стараясь быть похожей на простой привялый листок.
Так бабочка стала бояться самой себя.
Совет
Но однажды, к своему ужасу, бабочка заметила, что от её сложенных крылышек на земле видна тень. У бабочки задрожали усики-сяжки. Бочком, бочком стала она поворачиваться головой к солнцу, чтобы тень свою спрятать под брюшко. С этого дня бабочка стала бояться не только своей красоты, но и собственной тени. И солнце ей не в радость. Бабочка стала самым пугливым существом на свете.
Замечали вы это? Только когда вокруг нет никого, бабочки становятся сами собой, раскрывают крылышки и радуются солнцу. А чуть что – нет их. Одни сухие листики.
КРАПИВНОЕ СЧАСТЬЕ
Выросла на краю поляны Крапива. Поднялась над травами и смутилась. Цветы вокруг красивые и душистые, ягоды вкусные. Одна она бесталанная: ни вкуса приятного, ни яркого цвета, ни сладкого запаха!
И вдруг слышит Крапива:
– Не велико счастье красивым-то быть! Кто ни увидит – сорвёт… – Это белые ромашки прошептали.
– Думаете, душистым быть лучше? Как бы не так! – прошелестел Шиповник.
– Хуже всего быть вкусной! – покачала головкой Земляника. – Всяк съесть норовит.
– Вот так так! – удивилась Крапива. – Выходит, что самая счастливая тут я? Меня ведь никто не трогает: не нюхает, не срывает.
– Мы завидуем твоей спокойной жизни! – хором пропели цветы и ягоды.
– Как я рада, как я счастлива! – крикнула Крапива. – Как мне хорошо, – добавила она задумчиво. – Расту – не обращают внимания, цвету – не нюхают, засохну – и не вспомнят…
И вдруг Крапива всхлипнула:
– Будто меня и не было совсем, будто я и не жила! Пропади пропадом такое крапивное счастье!
Цветы и ягоды внимательно слушали Крапиву. И больше никогда не жаловались на свою беспокойную жизнь.
Сентябрь
Сыплет осенний нудный дождь. До листика вымокли кусты и деревья. Лес притих и насупился.
И вдруг осеннюю тишину нарушает ярое, прямо весеннее бормотание тетерева!
Певчий дрозд откликнулся – просвистел свою песню.
Затенькала птичка-капелька – пеночка-теньковка.
И на опушке, и в глубине леса послышались птичьи голоса. Это прощальные песни птиц. Но и в прощальных песнях слышится радость.
Странный в сентябре лес – в нём рядом весна и осень.
Жёлтый лист и зелёная травинка. Поблёкшие травы и зацветающие цветы. Сверкающий иней и бабочки.
Тёплое солнце и холодный ветер.
Увядание и расцвет.
Песни и тишина.
И грустно и радостно!
ОСЕНЬ НА ПОРОГЕ
– Жители леса! – закричал раз утром мудрый Ворон. – Осень у лесного порога, все ли к её приходу готовы?
Как эхо, донеслись голоса из леса:
– Готовы, готовы, готовы…
– А вот мы сейчас проверим! – каркнул Ворон. – Перво-наперво осень холоду в лес напустит – что делать станете?
Откликнулись звери:
– Мы, белки, зайцы, лисицы, в зимние шубы переоденемся!
– Мы, барсуки, еноты, в тёплые норы спрячемся!
– Мы, ежи, летучие мыши, сном беспробудным уснём!
Откликнулись птицы:
– Мы, перелётные, в тёплые края улетим!
– Мы, осе́длые, пуховые телогрейки наденем!
– Вторым делом, – Ворон кричит, – осень листья с деревьев сдирать начнёт!
– Пусть сдирает! – откликнулись птицы. – Ягоды видней будут!
– Пусть сдирает! – откликнулись звери. – Тише в лесу станет!
– Третьим делом, – не унимается Ворон, – осень последних насекомых морозцем прищёлкнет!
Откликнулись птицы:
– А мы, дрозды, на рябину навалимся!
– А мы, дятлы, шишки начнём шелушить!
– А мы, щеглы, за сорняки примемся!
Откликнулись звери:
– А нам без мух-комаров спать будет спокойней!
– Четвёртым делом, – гудит Ворон, – осень скукою донимать станет! Туч мрачных нагонит, дождей нудных напустит, тоскливые ветры науськает. День укоротит, солнце за пазуху спрячет!
– Пусть себе донимает! – дружно откликнулись птицы и звери. – Нас скукою не проймёшь! Что нам дожди и ветры, когда мы в меховых шубах и пуховых телогрейках! Будем сытыми – не заскучаем!
Хотел мудрый Ворон ещё что-то спросить, да махнул крылом и взлетел.
Летит, а под ним лес, разноцветный, пёстрый – осенний.
Осень уже перешагнула через порог. Но никого нисколечко не напугала.
НА ВЕЛИКОМ ПУТИ
Спешили мы до ночи в лес попасть – не успели. Заночевали в поле. Палатку привязали к телефонному столбу. Потому что тучи на небе кипят: быть буре! И только устроились – задуло.
Стенки палатки напружинились и загудели. Загудели и провода над головой. Страшно в такую ночь в голой степи.
Гудит вокруг, ревёт, свистит, воет.
И вдруг слышим голоса! Странные голоса. Будто кто-то вздыхает тяжело: «Ох! Ох! Ох!» А другой подгоняет сердито: «Но! Но! Но!»
Выбрался из палатки. Как в чёрный водоворот нырнул: крутит, толкает, не даёт дышать. Но всё же разобрал – голоса-то с неба! Птицы кричат.
Летят птицы на юг и вот кричат в темноте, чтобы не потерять друг друга.
Обратите внимание
Большие и сильные высоко летят. А мелюзга разная – голосишки пискливые, крылышки мокрые дребезжат! – над самой землёй мчат. Гонит их вихрь, как сорванные листья. Не разобрать по голосам – что за птицы? На пролёте птицы кричат особыми, «дорожными» голосами, непохожими на их всегдашний зов.
Всю ночь рвал палатку ветер. Гудели провода. И кричали в темноте птицы.
А утром тишина. Ни туч, ни ветра. Солнышко проглядывает. А ничего живого не видно.
Вот только лисичка вдоль столбов бежит. Да чудна́я какая-то – бежит и кланяется! Пробежит – поклонится, пробежит – поклонится. Поклон – носом до земли.
До нас добежала – стоп! Пастишку разинула, вильнула да так по земле пошла, что кажется – над землёй полетела!
А когда вильнула, выронила из пастишки чёрный комочек. Пошёл я посмотреть. И вижу – птичка! А дальше под проводами ещё. Ночью о провода побились!
Так вот почему кланялась лисичка! Каждой мёртвой пичужке – лисий поклон.
Сколько тут птиц! Рыжегрудые зорянки упали на сухой бурьян, и бурьян расцвёл оранжевыми цветами. Куличок угодил в лужу – заломившееся крылышко торчит вверх. Гонит ветер мёртвого куличка, как лодочку под парусом.
У лужи – каменка. Тонкие пальчики стиснуты в кулачки, видно, от боли…
Далёк, далёк и труден птичий путь. Много ещё птиц потеряется в темноте и не откликнется на зов пролетающих стай. Много попадёт в зубы лисиц и когти ястребов. Но ещё больше долетят.
Обязательно долетят.
Счастливого им пути!
ПАУЧОК
С дерева спускался на паутинке паучок. Да ловко так: выпускал паутинку и на ней, как на канате, спускался всё ниже и ниже. Я подошёл, чтобы лучше разглядеть этого акробата. Зацепил пальцем паутинную ниточку повыше паука, покачал паука в воздухе, как бумажный мяч «раскидай» на резинке, и стал поднимать поближе к глазам. Да не тут-то было!
Тяну паука за паутинку вверх, а он паутинку разматывает и опускается вниз. Я быстрей тяну – он быстрее разматывает. Я руками перебираю, только пальцы мелькают, а он паутину выпускает и скользит вниз. Как будто я катушку за нитку тяну вверх: тяну, тяну, нитка разматывается, а катушка – ни с места. Крутится, вертится, а вверх ни на сантиметр!
Изо всех сил тяну, а паучок всё равно внизу!
Важно
И тут подумал я, что этак я паука, как катушку с нитками, до конца размотаю! Ведь иссякнет же он когда-нибудь, будет же конец его паутине? Размотается весь на паутину – тут ему и конец. За что же беднягу так?
Оборвал я паутинную нить, пустил паука на землю. Помчался он со всех своих восьми ног. Здорово так, сразу видно, что не весь ещё вымотался. Осталось ещё паутины на сеть – комаров ловить. Пусть ловит: кусаются комары здо́рово!
ВРЕМЯ
Никогда я раньше не думал о времени. Идёт оно неслышно, течёт невидно. Час за часом, день за днём. Смотришь, уж и суббота, а там воскресенье. Ну и хорошо, что суббота и воскресенье!
Смотреть на часы или заглядывать в календарь – это ещё не значит понимать время.
Думать о времени меня научили… мыши и дятлы.
Встречаю я их в лесу весь год. Вся их жизнь на моих глазах.
У птиц и зверюшек тоже есть свои причуды. Вот мышь-полёвка. Эта до невозможности чистоплотная. Моется после еды и перед едой, моется перед сном и после сна. Зевнёт – помоется, чихнёт – помоется, почешется – помоется. После игры моется, после драки моется. В жару моется, в холод моется. Вымоется и помоется.
Или летучая мышь. Эта любит поспать. Всю зиму спит беспробудно – сразу полгода! Потом от восхода до заката спит. А по ночам как повезёт: чуть дождь – спит, ветер – спит, холодно – спит. Выспится и дремлет.
Ну а дятлы – работяги. Уткнутся носом в дерево и долбят. Зима ли, лето – долбят. От зари до зари. В вёдро и в непогоду. Круглый год; как только носы не сломают!
Одни моются, другие спят, третьи долбят. Час за часом, день за днём. Так незаметно, а если прикинуть? И выйдет, что полёвка полжизни моется, дятел три четверти жизни долбит, а летучая мышь живёт только двадцатую часть своей мышиной жизни – остальное время спит!
Заставили меня мыши время считать. А вдруг и я только и делаю, что сплю да долблю. И очень просто!
ПТИЦЫСовет
Улетят осенью птицы – пустынны станут леса. А вернутся весной – и снова жизнь переливается через вершины. И как удивительна эта жизнь, перелетающая на крыльях!
Сладков Николай Иванович
Весенние дела и заботы
Налево гляжу — пролески голубые цветут, волчье лыко зарозовело, мать-и-мачеха зажелтела. Весенние первоцветы раскрылись и зацвели!
Назад оборачиваюсь — на муравейнике муравьи греются, шмель мохнатый гудит, первые пчёлки на первые цветы торопятся. У всех весенние дела и заботы!
Снова на лес гляжу — а там уже свежие новости! Сарычи над лесом кружат, облюбовывают местечко дня будущего гнезда.
К полям поворачиваюсь — и там уже новенькое: пустельга над пашней зависла, высматривает с высоты полёвок.
На болоте кулики-турухтаны весенние танцы затеяли.
А в небе гуси летят и летят: цепочками, клиньями, вереницами.
Столько вокруг новостей — успевай только голову поворачивать. Головокружительная весна — шею бы не свернуть!
Медведь измеряет рост
Каждую весну, выходя из берлоги, медведь подходит к давно облюбованной ёлке и измеряет свой рост: не подрос ли за зиму, пока спал? Становится у ёлки на задние лапы, а передними бороздит на ёлке кору так, что завиваются стружки! И становятся видны светлые борозды — словно железными граблями драли. Для верности ещё и прикусывает кору клыками. А потом трётся о ёлку спиной, оставляя на ней клочки шерсти и густой запах зверя.
Если медведя никто не пугает и он долго живёт в одном лесу, то по этим отметинам и в самом деле можно увидеть, как он растёт. Но сам-то медведь не рост измеряет, а ставит свою медвежью мету, столбит свой участок.
Обратите внимание
Чтобы знали другие медведи, что место тут занято, что им тут нечего делать. А не послушают — будут иметь дело с ним. А какой он, можете убедиться сами, стоит лишь на метки его посмотреть.
Можете и примериться — чья метка окажется выше?
Меченые деревья вроде пограничных столбов. На каждом столбе ещё и короткая справка: пол, возраст, рост. Подумай, стоит ли связываться? Хорошо подумай…
Болотное стадо
На темнозорьке мы с подпаском Мишей были уже на болоте. Темнозорьку — миг, когда утро побеждает ночь, — в деревне угадывает только петух. Темнота ещё — глаз коли, а петух вытянет шею, насторожится, что-то там в ночи услышит и прокричит.
А в лесу темнозорьку объявляет птичка-невидимка: проснётся и завозится в ветках. Потом утренний ветерок зашевелится — и покатится по лесу шорох и шёпот.
И вот, когда в деревне прокричал петух, а в лесу проснулась первая птичка, Миша прошептал:
— Сейчас пастушок свое стадо выведет на болото, на цвелую воду.
— Из соседней деревни, что ли, пастух? — спрашиваю тихонько.
— Да нет, — ухмыляется Миша. — Я не о деревенском пастухе, я о болотном.
И тут в густой осоке раздался резкий и сильный посвист! Засвистел пастух, заложив два пальца в рот, бодрит свистом стадо. Да только там, где он свистит, топь страшная, земля зыбкая. Пути там для стада нет…
— Болотный пастух… — шепчет Миша.
«Бэ-э-э-э-э! Бэ-э-э-э-э!» — заблеял жалобно барашек в той стороне. Уж не увяз ли в провалучей топи?
— Нет, — смеется Миша, — этот барашек не увязнет. Это болотный барашек.
Бык промычал глухо, — видно, отстал от стада.
— Ой, пропадёт в трясине!
— Не-а, этот не пропадет, — успокаивает Миша-пастух, — это болотный бык.
Уж и видно стало: туман серый шевелится над чёрной кугой. Свистит где-то в два пальца пастух. Барашек блеет. Бык ревёт. А никого не видно. Болотное стадо-то…
— Терпи, — шепчет Миша. — Ещё увидим.
Посвисты всё ближе и ближе. Во все глаза гляжу туда, где в сером тумане шевелятся темные силуэты куги — болотной травы.
— Не туда смотришь, — толкает в бок Миша. — Вниз, на воду смотри.
Важно
И вижу: шагает по цвелой воде птичка-невеличка, со скворца, на высоких ножках. Вот остановилась у кочки, приподнялась на пальчики — да как свистнет, свистнет! Ну в точности так пастух свистит.
— А это и есть пастушок-погоныш, — ухмыляется Миша. — У нас в деревне все его так зовут.
Тут я повеселел.
— Видно, и всё стадо болотное по этому пастуху?
— По пастуху и есть, — кивает Миша.
Слышим: шлёпает ещё по воде кто-то. Видим: выходит из куги большая неуклюжая птица: рыжая, нос клином. Остановилась и… быком проревела! Так это же выпь — болотный бугай!
Тут уж я и про барашка смекнул — бекас-долгонос! Тот самый, что хвостом поёт. Падает с вышины, а пёрышки в хвосте дребезжат — словно барашек блеет. Охотники так и называют его — болотный барашек. Я и сам знал, да Миша меня со своим стадом с толку сбил.
— Вот бы ружьё тебе, — смеюсь я. — Разом бы быка и барана сбил!
— Не-а, — говорит Миша. — Я ведь пастух, не охотник. А какой пастух по стаду стрелять станет? Хоть и по такому, болотному.
Хитрый уж
Чуть на болоте на змею не наступил! Хорошо, вовремя ногу успел отдёрнуть. Впрочем, змея-то, кажется, дохлая. Кто-то её убил и бросил. И давно уже: попахивает, и мухи кружат.
Перешагиваю через дохлятину, подхожу к луже руки ополоснуть, обернулся, а змея-то дохлая… в кусты удирает! Воскресла и ноги уносит. Ну, не ноги, конечно, какие у змеи ноги? Но уползает проворно и торопливо, так и подмывает сказать: со всех ног!
В три прыжка догнал я ожившую змею и легонько прижал ногой хвост. Змея замерла, скрутилась кольцом, потом как-то странно дрогнула, выгнулась, перевернулась пятнистым брюхом вверх и… околела во второй раз!
Голова её похожа на бутон цветка с двумя оранжевыми пятнышками, запрокинулась, отвалилась нижняя челюсть, черный язык-рогулька свесился из красной пасти. Лежит расслабленно — дохлее дохлого! Трогаю — не шевелится. И опять потянуло дохлятиной и мухи уже начинают слетаться.
Хоть глазам не верь! Змея притворилась мёртвой, змея потеряла сознание!
Слежу за ней краем глаза. И вижу, как уж, а это он, начинает потихонечку «воскресать». Вот закрыл пасть, вот перевернулся на брюхо, приподнял глазастую голову, помахал языком, пробуя ветер на вкус. Опасности вроде нет — можно и удирать.
Совет
Рассказать такое — могут и не поверить! Ну, если б пугливая дачница грохнулась в обморок, встретив змею. А то змея! Змея потеряла сознание при встрече с человеком. Взгляните, скажут, вот тот человек, при встрече с которым даже змеи падают в обморок!
И всё-таки я рассказал. А знаете почему? Потому что не я один такой для ужей страшный. И вы не лучше меня. И если тоже ужа напугаете, вздрогнет он, перевернется и «околеет». Дохлее дохлого будет лежать, и падалью будет пахнуть, и мухи на запах слетятся. А отойдёте — и уж воскреснет! И бросится в заросли со всех ног. Хоть и безногий…
Звериная баня
И звери в баню ходят. Чаще других ходят в баню… дикие свиньи! Баня у них простая: без пара, без мыла, даже без горячей воды. Всего-навсего ванна — яма в земле. В яме вода болотная. Вместо мыльной пены — жижа. Вместо мочалки — пучки травы и мха. Вас бы в такую ванну и «Сникерсом» не заманить. А кабаны сами идут. Вот до чего баню любят!
Но ходят кабаны в баню совсем не за тем, за чем ходим в баню мы. Мы ходим мыться, а кабаны — пачкаться! Мы с себя грязь мочалкой смываем, а кабаны нарочно на себя грязь намазывают. Ворочаются в жиже, плещутся, и чем грязнее становятся — тем веселее хрюкают.
И после бани они в сто раз грязнее, чем до неё. И рады-радёшеньки: уж теперь-то через такой грязевой панцирь никакие кусаки и кровососы до тела не доберутся! Щетина у них летом редкая — вот и намазываются. Как мы — антикомарином.
Выкатаются, вымажутся — и не почешутся!
Кукушкины заботы
Кукушка гнезда не вьёт, кукушат не выводит, уму-разуму их не учит. Никаких у неё забот. Но это только нам так кажется. На самом деле забот у кукушки много. И первая забота — найти гнездо, в которое можно подкинуть своё яичко. И в котором кукушонку будет потом удобно.
Сидит кукушка скрытно и прислушивается к птичьим голосам. В роще берёзовой иволга просвистела. Гнездо у неё — загляденье: зыбка-люлька в развилке ветвей. Ветер люльку покачивает, птенцов баюкает. Да попробуй-ка, сунься к этим отчаянным птицам, начнут набрасываться, кричать противными кошачьими голосами. Лучше с такими не связываться.
У реки на сушине зимородок сидит задумчиво. Словно на своё отражение смотрит. А сам рыбёшку выглядывает. И гнездо сторожит. Как ему яичко подкинуть, если гнездо у него в глубокой норе, а в нору не протиснуться? Другое надо искать.
Обратите внимание
В тёмном ельнике ворчит кто-то страшным голосом. Но кукушка-то знает, что это безобидный голубь-вяхирь воркует. Там у него гнездо на ёлке, и подбросить в него яичко просто.
Но гнездо у вяхиря такое рыхлое, что даже просвечивает. И маленькое яичко кукушкино может выпасть сквозь щель.
Да голубь и сам его выкинет или растопчет: уж очень оно мелкое, очень уж отличается от его яичек. Не стоит и рисковать.
Без толку дальше сиднем сидеть. Пора лететь и искать.
Полетела вдоль реки. На камне посредине воды оляпка — водяной воробей приседает и кланяется. Не кукушке обрадовался, а повадка у него такая.
Тут под берегом и гнездо его: моховой плотный ком с дыркой-входом сбоку. Вроде и подходящее, да какое-то отсыревшее, волглое. И сразу под ним вода кипит. Вот вырастет кукушонок, выскочит — и утонет.
Кукушка хоть кукушат и не растит, а всё же о них заботится. Помчалась дальше.
Дальше в приречной урёме соловей свистит. Да так звонко и хлестко, что даже ближние листики вздрагивают! Высмотрела его гнездо в кустах, уже и примерилась своё отложить, как видит — яички-то в нём надтреснутые! Вот-вот птенцы вылупятся. Не станет соловьиха её яйцо насиживать. Дальше надо лететь, другое гнездо искать.
Куда лететь? На осине мухоловка-пеструшка посвистывает: «Крути-верти, крути-верти!» Но у неё гнездо в глубоком дупле — как в него яичко снесёшь? Да и как потом из него, такого узенького, большой кукушонок выберется?
Может, снегирям яичко подкинуть? Гнездо подходящее, снегириные яички кукушонку легко будет выбросить.
— Эй, снегири, вы чем снегирят кормите?
— Вкусной кашкой из разных семян! Питательной и витаминной.
Важно
Опять не то, расстраивается кукушка, кукушонку мясные блюда нужны: жуки-пауки, гусеницы-личинки. Зачахнет он от вашей поганой каши, заболеет и околеет!
Солнце заполдень, а яичко всё не пристроено. Хотела славке-черноголовке подкинуть, да вовремя вспомнила, что у той яички коричневые, а у неё — голубое. Остроглазая славка сразу его увидит и выбросит.
Закричала кукушка не своим голосом: «Кли-кли-кли-кли! Мечусь весь день, все крылышки отмахала — гнезда для кукушонка не подберу! А все пальцем тычут: беззаботная, бессердечная, о детках своих не печётся. А я..
.»
Слышит вдруг очень знакомый свист, с детства ещё запомнился: «Фють, так-тик!» Да ведь так её приемная мать кричала! И красным хвостом помахивала.
Горихвостка-лысушка! Вот ей-то я своё яйцо и подброшу: раз я сама в таком уцелела и выросла, то и с подкидышем моим ничего не случится. Да и не заметит она ничего: яички у неё такие же голубые, как и мои. Так и сделала.
И весело рассмеялась, как это умеют делать только самки-кукушки: «Хи-хи-хи!» Наконец-то!
Своё снесла — хозяйское проглотила: чтобы и по счёту сходилось. Но на этом заботы её не кончились — дюжину надо ещё подбросить! Снова по лесу шастай, снова ищи-свищи. А кто посочувствует? Всё равно обзовут беззаботной и бессердечной.
…И правильно сделают!
Соловья песни кормят
Пел в черёмухе соловей: звонко, хлёстко. Язычок в разинутом клювике бился как колокольчик. Поёт и поёт — когда только успевает. Ведь одними песнями сыт не будешь.
Совет
Крылышки свесил, запрокинул головку и такие звонкие трели выщёлкивает, что парок из клювика вылетает!
А на парок, на живое тепло слетаются комары. Над разинутым клювом вьются, сами в рот просятся. И щёлкает соловей свои песни и… комаров! Соединяет приятное и полезное. Разом два дела делает. А ещё говорят, что песни соловья не кормят.
Ястреб
Ястреб-перепелятник живёт в лесу, где перепёлок и в помине нет. И хватает там всех, кто под лапу ему подвернётся: дроздов, зябликов, синиц, коньков. И как хватает: с земли, с куста, с дерева — а то и в воздухе! И мелкие птички боятся его чуть не до обморока.
Вот только что гремел овражек птичьими песнями, но пронёсся перепелятник, птицы разом испуганно вскрикнули — и словно вымер овраг! И долго-долго будет висеть над ним страх. Пока самый храбрый зяблик не придёт в себя и не подаст голос. Тогда оживятся и все другие.
К осени перепелятники вылетают из леса и кружат над селениями и полями. То паря, то мельтеша рябенькими крыльями, они теперь и не думают прятаться. И их, таких заметных теперь, не очень-то и боятся. Врасплох они теперь не застанут.
А стрижи, трясогузки и ласточки даже за ними гоняются, норовя ущипнуть. И перепелятник то удирает от них, то сам на них накидывается.
И это уже похоже не на охоту, а на игру: игра от молодости, от избытка сил! Но берегись, если он кинется из засады!
Перепелятник сидел в глубине развесистой ивы и терпеливо ждал, когда на подсолнухи явятся воробьи. И только они облепили солнечные «корзинки», как он метнулся на них, растопыря когти. Но воробьи оказались стреляные, бывалые, кинулись от ястреба прямо в плетень и прошили его, как рыбёшки дырявую сеть. А ястреб с разгона чуть не убился об эту изгородь!
Обратите внимание
Зыркнул пронзительными глазами по сторонам, сел на плетень над затаившимися воробьями: с лёта вас не взял — так измором изведу!
Тут уже кто кого! Перепелятник вверху на колу, воробьи внизу мышками под плетнем шуршат, от страха чуть в землю не зарываются. Соскочил ястреб к ним — воробьи прошмыгнули в щели на другую сторону. А ястребу не пролезть. Тогда ястреб через плетень — воробьи снова в щели! И видит око, да клюв неймёт.
Но один молодой воробьёнок не выдержал и понёсся от страшного места. Перепелятник сразу за ним и лапу уж вытянул, чтоб на лету за хвост сцапать, а воробьёнок головой в ту самую густую иву, в которой перепелятник до этого прятался. Как в воду в неё нырнул, прошил, как плетень дырявый. Не таким уж и глупым он оказался. А ястреб застрял, затрепыхался в ветках, как в густой сети.
Провели хитрые воробьи ястреба, улетел ни с чем. В поля подался — ловить перепёлок. Раз уж перепелятник.
Расплата
Сова разбойничает по ночам, когда ничего не видно. И может быть, даже думает, что никто её, разбойницу, не узнает. Но всё-таки, на всякий случай, прячется на день в гущу веток. И дремлет не двигаясь.
Но не каждый день удаётся ей отсидеться. То корольки-проныры увидят, то синицы глазастые заметят — сразу поднимут крик. И если перевести с птичьего языка на человечий, то получится ругань и оскорбления. На крик слетаются все, кто слышит, все, кому сова навредила.
Мельтешат вокруг, перепархивают, ущипнуть норовят. Сова только голову поворачивает да клювищем щёлкает. Пичужки мелкие ей не щипками страшны, а своим криком. На их суету могут прилететь и сойки, и сороки, и вороны.
А эти могут настоящую трёпку задать — рассчитаться за её ночные налеты.
Не выдержала сова, сорвалась и полетела, бесшумно лавируя между веток. А вся мелюзга за ней! Ладно, ваша сейчас взяла — посмотрим, что ночью будет…
Пешком по сказке
Чего уж проще: улитка, паук, цветок. Не глядя перешагнуть — да и дальше.
Да только ведь через чудо перешагнёшь!
Важно
Та же улитка хотя бы. Бродит по земле и на ходу тропинку под себя стелет — серебристую, слюдяную. Где бы ни шла — скатертью ей дорожка! И дом на спине — как рюкзак у туриста. Ну-ка, представь себе: идёшь и дом несёшь! Ничего себе! Устал, дом рядом поставил, забрался в него и спи без забот. И не беда, что без окон и без дверей.
Задержись и у паука: не простой это паук, а паук-невидимка. Тронь его травинкой, начнёт он с перепугу раскачиваться, всё быстрей и быстрей — пока не обернётся чуть сияющей дымкой — словно в воздухе растворится. Тут он, а не видно! А ты-то думал, что невидимки только в сказках бывают.
Или вот этот цветок. Слепила его природа, слепая и неразумная — неграмотная! — из комочка земли, росинки и капельки солнца. А ты, грамотей, такое сможешь? И вот он, нерукотворный, перед тобой — во всей красе. Смотри и помни.
В лесу побывать — как сказки перелистать. Они там всюду: над головой, по сторонам, под ногами.
Не перешагивай — задержись!
Использованные источники:
http://www.ruslita.ru/13-glavnaya/371-rasskazy-nikolaya-sladkova Рассказы Н. Сладкова
http://playroom.ru/sladkov-nikolay-ivanovich-kratkaya-biografiya-rasskazy-dlya-detey/ Н. Сладков
http://www.nachalka.com/sites/default/files/%20%D0%A1%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%BA%D0%BE%D0%B2_0.jpg Портрет Н. Сладкова
Поделитесь с Вашими друзьями:
Сладков Николай Иванович
– Сегодня мы побываем на экскурсии в лесу, а заодно и познакомимся с одним детским писателем, который вот так как мы любил ходить в лес, слушать его голоса, любоваться природой.
– А мы уже с Ваней знаем этого писателя. Его зовут Виталий Бианки.
– Какие вы молодца, надо же запомнили, что Виталий Бианки любил лес. Но сегодня мы будем знакомиться не с Виталием Бианки, а с его другом, который тоже был писателем и очень любил природу. А зовут этого писателя Николай Иванович Сладков.
Итак, начнём. Когда-то не так давно в 1920 году в Москве, в семье простого рабочего родился мальчик, будущий известный писатель Николай Иванович Сладков.
Хотя он и родился в Москве, но всю свою жизнь провёл в Санкт–Петербурге. С детства мальчик очень интересовался природой, особенно жизнью леса. Он очень хотел узнать, как живёт лес и его жители, какие тайны скрывает. Уже с детства он стал читать разные книги о природе, а свои наблюдения записывал в специальную тетрадку.
Постепенно в этой тетрадке появились истории о жизни лесных обитателей. А ещё он посещал кружок Юных натуралистов – это такой кружок, в котором дети изучают природу, ходят на экскурсии, наблюдают за жизнью растений и животных. В этом кружке он познакомился с Виталием Бианки, который здесь работал и уже писал книги о природе.
Совет
Потом, когда Коля вырастет, станет хорошим другом Виталия Бианки, а Виталий Бианки в свою очередь станет хорошим учителем для молодого писателя. Николай Иванович Сладков много путешествовал, побывал в пустыне Каракумы, на Белом море, в Индии и Африке. Но самое большое увлечение было фотографировать.
С фоторужьем он бродил по лесам, поднимался высоко в горы и даже нырял под воду.
А недалеко от дома Николая Сладкова было много старых лесопарков. Целыми днями он пропадал в лесу, где наблюдал за жизнью леса, учился узнавать по голосам самых разных птиц, наблюдал за животными, фотографировал.
У природы для всех найдётся место: для людей, для животных и птиц. Но, чтобы стать настоящим и добрым другом всему живому, надо научиться любить природу и беречь. Надо знать много о лесах и полях, реках, озёрах, законах животных и растений, чтобы самому не попасть в беду и не навредить окружающей природе.
Именно об этом и рассказывают книги Николая Сладкова. В его рассказах можно узнать истории, которые происходят в разные поры года. Например: Вот зима. Месяц Январь. Натерпелись птицы и звери от зимы. Все очень ждут весну и лето. А в лесу есть такая примета: как медведь перевернётся на другой бок – так солнце повернёт на лето.
А медведь, наверное, забыл, что пора ему на другой бок перевернуться. Спит себе в берлоге. Ему тепло. Решили тогда звери и птицы сами медведя перевернуть.
– И что перевернули?
– Перевернули, еле–еле. И сразу солнце повернуло на лето. Что ни день – солнце выше, а весна – ближе. У Сладкова даже рассказ такой есть, который так и называется «Как медведя переворачивали».
– Вот закончилась зима, и пришла весна. Потекли ручейки. И прямо медведю в берлогу – все штаны промочила.
– Чтоб ты, слякоть, пересохла совсем! – заругался медведь.
– Ого, смешно медведь ругается. А что дальше? Пошёл медведь штаны на солнце сушить?
– Правильно. Так вот пока медведь штаны сушил птицы настоящую весну принесли.
Грачи прилетели – проталины принесли, кукушка вернулась – листья на берёзах проклюнулись, а соловьи показались – черёмуха зацвела.
– Анна Александровна, это что приметы весенние такие?
– Да, приметы. И всё то, что я вам рассказываю можно прочитать в рассказах Николая Сладкова.
– А весной у животных и птиц начинается «горячая пора».
Вот воробей тащит большущий кусок ваты, больше себя ростом. Один хвост из ваты торчит, весь белый свет закрыла. Бросить жалко, а куда тащить не видно.
Вот и наткнулся воробей на столб; нос расшиб и вату потерял. Другие воробьи сразу её утащили.
А вот река вышла из берегов. Застряли на островке Лисица и Заяц. Мечется Заяц по островку, приговаривает:
– Впереди Лиса, позади вода – вот положение!
А Лиса зайцу кричит:
– Прыгай, Заяц ко мне на бревно – не тонуть же тебе!
Прыгнул Заяц к Лисе на бревно – поплыли вдвоём по реке.
– Увидела их сорока и стрекочет:
– Интересненнько, интересненькое… Лиса и заяц на одном бревне, что-то из этого выйдет!
– И что из этого вышло?
– А дальше я рассказывать не буду. Почитайте сами рассказ Николая Сладкова «Двое на одном бревне» и узнаете, что из этого вышло.
– А я вам лучше про лето в лесу расскажу. Летом многие дикие звери ходят в баню. И больше всех любят бегать в баню дикие свиньи.
Баня у них простая: без жара, без мыла, даже без горячей воды. Всего-навсего одна ванна – лунка в земле. В лунке – вода болотная. Вместо мочалки пучки старой травы и мха. Но ходят кабаны в баню не затем, чтобы мыться.
Они нарочно вымазываются грязью, чтобы их не кусали комары, москиты и слепни.
– Да, теперь понятно, почему дикие свиньи такие грязные. В такую грязь ни один комар не полезет. («Звериная баня»)
– А вот у скворцов настоящая беда приключилась. Завелись у скворчат птичьи блохи-кусаки. И не дают им покоя, скворчата прямо из гнезда выпрыгивают. Скворцы не растерялись. Принесли в клюве какое-то растение и выстлали своё гнёздышко. И тут уж не скворчата, а блохи-кусаки стали из гнезда выпрыгивать.
Обратите внимание
А растение это называется горькая полынь. Оказывается, скворцы-знахари знают, что запах полыни для блох пострашней, чем дым для комаров.
Ну вот, ребята. Лето прошло и осень на пороге. В лесу тоже осень наступает. И мудрый ворон решил проверить, как птицы и звери подготовились к осени. И вы ребята, вместе с вороном сможете тоже узнать, все ли готовы к осени, если прочитаете рассказ «Осень на пороге».
– Осенью все животные меняют шубки. А где же их взять? Вот лиса открыла «Швейню «Семь шкур».
Первым прискакал заяц.
– Можешь ли ты мне пошить шубку беленькую, как снежок?
– Могу. Вот только мерку сниму. Иди ко мне поближе, – говорит лиса.
– А ты без мерки, на глазок.
И вы ребята тоже можете сходить к лисе в гости, если прочитаете рассказ Николая Сладкова «Швейня».
И ещё много интересных рассказов можно прочитать у Николая Сладкова. Узнать разные лесные тайны, загадки и приметы.
А ещё Николай Сладков вместе с Виталием Бианки много лет вели радиопередачу «Вести из леса» и отвечали на многочисленные письма своих читателей.
За свою жизнь он написал много рассказов, которые собраны в таких сборниках, как «Лесные сказки», «Лесные тайнички», «Лесной календарь».
Николай Сладков все свои рассказы писал о природе, потому, что очень её любил: за красоту, загадки, которые она загадывает, за её мудрость.