Широкая категория российских историков-любителей обожает ругать Запад за наличие в истории периода, когда широко велись колониальные войны. На самом деле в России крови пролилось никак не меньше. Разница же в небольших деталях применяемой модели. Ведь западные страны, не отличаясь протяженностью территорий, стремились вести боевые действия на экспорт. В России же из-за огромных территорий боевые действия велись в основной массе изнутри. Правда, это не исключало и внешней агрессии – Туркестан, Польша и Кавказ именно так и приросли. Да и после сценарий разыгрывался по западной модели. Только те давили колонии, а наша метрополия постоянно душила восстания внутри себя. Собственно, термин, обозначающий данную модель, давно придуман – «внутренняя колонизация».
Россия (в частности, центральные земли в ее составе) давно практиковала роль сырьевой державы. И не только в период развитого социализма. Куда раньше. В Темные века на экспорт массово шел мед, который позднее сменила новгородская белка – мех легкий и дешевый. Вроде и цена на нее невысока, но били ее такими объемами, что и сегодня размер товарооборота в Ганзейском союзе впечатляет. Скажем, в 1391 году в один только Лондон привезли более 350 тысяч шкурок. К XVI веку минимальная партия уже состояла из 100 тысяч, а в среднем вывозилось в год 500 тысяч.
Собственно, если проследить и пути колонизации земель новгородскими поселенцами, то становится понятна их цель – все та же белка. Постепенно ее заместил соболь и горностай (кстати, этот товар не конкурировал с английской шерстью и потому оказался высоколиквидным). И тут уже потребовалась Сибирь. Ермак, к слову, целенаправленно искал новые источники товара, пригодного для обмена на иноземное серебро. Через два с небольшим года после начала похода атаман погиб, но в казну оказалось отправлено 24 тысячи соболиных, 2 тысячи бобровых, 800 чернобурых шкур – вот это и была главная первопричина всей затеи.
Вот так, понемногу-потихоньку добрались до Камчатки. А там били морского бобра – калана. До тех пор, пока тот не кончился. И только потом стали засматриваться в сторону Аляски. По другой причине земля за проливом не интересовала московских правителей. Вообще, вся эта огромная масса угодий не рассматривалась как жилая, обитаемая. Ее просто выжимали как сырьевой придаток. И даже не осваивали толково.
Еще в XVI веке польский епископ Ян Лаский, выступавший сторонним наблюдателем, говорил, что объем дохода от продажи меха Московии сопоставим с британской торговлей индийскими благовониями и специями. Ну а современные исследователи утверждают, что пушной промысел России тогда и много позднее приносил дохода не меньше, чем потоки серебра, шедшие в Европу с Нового Света.
Глупо было бы думать, что коренные народы, на которые вдруг валилась обязанность сдавать московскому правителю пушной налог-ясак (объем которого только возрастал, причем в геометрической прогрессии), с восторгом встречали эти реалии. Только с чукчами русские воевали с 1641 по 1776 год. И объемы только одного этого конфликта мало уступали войнам с индейцами в Америке. А ведь были еще и буряты, сибирские татары, дауры… От некоторых народностей не осталось даже имен. Кому интересен вопрос, можно рекомендовать поискать свидетельство исследователя Сибири Николая Ядринцева – еще в 1882 году он перечислил имена народов, которые исчезли навсегда, но память о них еще не стерлась. Хотя кому-то посчастливилось и выжить. Только частично. С XVIII по XIX век численность вогулов сократилась вполовину, а камчадалов – на 90% (12 этнических групп исчезли совсем).
Интересно, что и технология войны во многом повторяла общемировую практику того времени. Есть отчеты купцов, которые докладывали о покорении народов. Только команда двух кораблей в начале XIX века уничтожила целое племя – это примерно 10 тысяч человек. Иннокентий Вениаминов (епископ Аляскинский и позднее митрополит Московский) сообщал, что в 1764-1765 гг. Иван Соловьев с командой своего корабля стал причиной смерти 3000 алеутов – половины восставшего племени (публикация 1840 года). Это только один корабль, один промышленник, один эпизод. Ительменов (по ясачным книгам) насчитывали в 1697 году свыше 12 тысяч. В 1738 – уже менее 8,5 тысяч (главной причиной их гибели были новые болезни, завезенные колонистами). На сегодня их осталось меньше 3 тысяч.
В 1651 году казаки, пользуясь превосходством в вооружении, захватили часть земель дауров. При штурме только одного городка они убили 661 человека. При собственных потерях – 45 легкораненых. Если кому интересно, то дауры на территории России были уничтожены полностью – как и алеуты на русских землях. Кстати, в убийстве алеутов отличился знаменитый Баранов. Пушки куда серьезнее аргумент, чем костяные копья.
Широко применялась практика захвата заложников. Только в 1788 и только алеутских детей в «аманатах» держали 500. А еще властям помогал алкоголь. Даже Чехов (равно как и другие путешественники его времени) свидетельствует, что государство, так чувствительное к водочным акцизам и монополии на этот товар, разрешало кабатчикам самостоятельно гнать самогон на продажу. Причем пойло это предназначалось исключительно для местного коренного населения. Как североамериканское «индейское виски».
Конечно, аборигены ничего не могли противопоставить нарастающей экспансии. Хотя и в этих краях прекрасно знали цену настоящего мужества. В 1445, например, племена Югры наголову разбили трехтысячный отряд новгородцев. В 1730 при Егаче чукчи уничтожили казацкий отряд. Кстати, русскими силами руководил (и погиб в том бою) Афанасий Шестаков – ныне чтимый как полярный исследователь. А в 1747 на реке Орловой те же чукчи разбили отряд Павлуцкого (Павлуцкий погиб). И правительству пришлось перебрасывать в район конфликта дополнительные войска. Даже сегодня в чукотском фольклоре Павлуцкий служит персонализацией темной, враждебной силы, которую победил храбрый охотник.
По современным меркам эти битвы невелики – потери редко превышали несколько сотен человек. Но тут не важен масштаб. Важны последствия. В конце концов, в той же Америке сражения с индейцами редко достигали габаритов европейских побоищ. Но тут важен отзвук, резонанс и влияние на ход исторического процесса. К сожалению, в той же Америке помнят о таких страницах своей истории. А мы стараемся упорно забыть о них – слишком неудобно. А может быть просто стыдно.