Иван ТургеневСобака
…Но если допустить возможность сверхъестественного, возможность его вмешательства в действительную жизнь, то позвольте спросить, какую роль после этого должен играть здравый рассудок? – провозгласил Антон Степаныч и скрестил руки на желудке.
Антон Степаныч состоял в чине статского советника, служил в каком-то мудреном департаменте и, говоря с расстановкой, туго и басом, пользовался всеобщим уважением. Ему незадолго перед тем, по выражению его завистников, «влепили станислашку».{1}
– Это совершенно справедливо, – заметил Скворевич.
– Об этом и спорить никто не станет, – прибавил Кинаревич.
– И я согласен, – поддакнул фистулой из угла хозяин дома, г. Финоплентов.
– А я, признаюсь, согласиться не могу, потому что со мной самим произошло нечто сверхъестественное, – проговорил мужчина среднего роста и средних лет, с брюшком и лысиной, безмолвно до тех пор сидевший за печкой. Взоры всех находившихся в комнате с любопытством и недоуменьем обратились на него – и воцарилось молчанье.
Этот мужчина был небогатый калужский помещик, недавно приехавший в Петербург. Он некогда служил в гусарах, проигрался, вышел в отставку и поселился в деревне. Новейшие хозяйственные перемены сократили его доходы,{2} и он отправился в столицу поискать удобного местечка.
Он не обладал никакими способностями и не имел никаких связей; но он крепко надеялся на дружбу одного старинного сослуживца, который вдруг ни с того ни с сего выскочил в люди и которому он однажды помог приколотить шулера.
Обратите внимание
Сверх того он рассчитывал на свое счастье – и оно ему не изменило; несколько дней спустя он получил место надзирателя над казенными магазинами,{3} место выгодное, даже почетное и не требовавшее отменных талантов: самые магазины существовали только в предположении и даже не было с точностью известно, чем их наполнят, – а придумали их в видах государственной экономии.
Антон Степаныч первый прервал общее оцепенение.
– Как, милостивый государь мой! – начал он, – вы не шутя утверждаете, что с вами произошло нечто сверхъестественное – я хочу сказать: нечто не сообразное с законами натуры?
– Утверждаю, – возразил «милостивый государь мой», настоящее имя которого было Порфирий Капитоныч.
– Не сообразное с законами натуры! – повторил с сердцем Антон Степаныч, которому, видимо, понравилась эта фраза.
– Именно… да; вот именно такое, как вы изволите говорить.
– Это удивительно! Как вы полагаете, господа? – Антон Степаныч потщился придать чертам своим выражение ироническое, но ничего не вышло или, говоря правильнее, вышло только то, что вот, мол, господин статский советник дурной запах почуял. – Не потрудитесь ли вы, милостивый государь, – продолжал он, обращаясь к калужскому помещику, – передать нам подробности такого любопытного события?
– Отчего же? Можно! – отвечал помещик и, развязно пододвинувшись к середине комнаты, заговорил так:
– У меня, господа, как вам, вероятно, известно – а может быть, и неизвестно – небольшое именье в Козельском уезде. Прежде я извлекал из него некоторую пользу – но теперь, разумеется, ничего, кроме неприятностей, предвидеть нельзя.
Однако побоку политику! Ну-с, в этом самом именье у меня усадьба «махенькая»: огород, как водится, прудишко с карасишками, строения кой-какие – ну, и флигелек для собственного грешного тела… Дело холостое.
Вот-с, однажды – годов этак шесть тому назад – вернулся я к себе домой довольно поздно: у соседа в картишки перекинул, – но притом, прошу заметить, ни в одном, как говорится, глазе; разделся, лег, задул свечку.
И представьте вы себе, господа: только что я задул свечку, завозилось у меня под кроватью! Думаю – крыса? Нет, не крыса: скребет, возится, чешется… Наконец ушами захлопало!
Понятное дело: собака. Но откуда собаке взяться? Сам я не держу; разве, думаю, забежала какая-нибудь «заболтущая»? Я кликнул своего слугу; Филькой он у меня прозывается. Вошел слуга со свечкой. «Что это, – я говорю, – братец Филька, какие у тебя беспорядки! Ко мне собака под кровать затесалась».
– «Какая, говорит, собака?» – «А я почем знаю? – говорю я, – это твое дело – барина до беспокойства не допущать». Нагнулся мой Филька, стал свечкой под кроватью водить. «Да тут, говорит, никакой собаки нету». Нагнулся и я: точно, нет собаки. – Что за притча! – Вскинул я глазами на Фильку, а он улыбается.
«Дурак, – говорю я ему, – что ты зубы-то скалишь? Собака-то, вероятно, как ты стал отворять дверь, взяла да и шмыгнула в переднюю. А ты. ротозей, ничего не заметил, потому что ты вечно спишь.
Уж не воображаешь ли ты, что я пьян?» Он захотел было возражать, но я его прогнал, свернулся калачиком и в ту ночь уже ничего не слыхал.
Но на следующую ночь – вообразите! – то же самое повторилось. Как только я свечку задул, опять скребет, ушами хлопает. Опять я позвал Фильку, опять он поглядел под кроватью – опять ничего! Услал я его, задул свечку – тьфу ты чёрт! собака тут как тут.
И как есть собака: так вот и слышно, как она дышит, как зубами по шерсти перебирает, блох ищет… Явственно таково! «Филька! – говорю я, – войди-ка сюда без свечки!» Тот вошел. «Ну, что, говорю, слышишь?» – «Слышу», – говорит. Самого-то мне его не видать, но чувствую я, что струхнул малый.
«Как, говорю, ты это понимаешь?» – «А как мне это понимать прикажете, Порфирий Капитоныч? – Наваждение!» – «Ты, – я говорю, – беспутный человек, молчи с наваждением-то с своим…» А у обоих-то у нас голоса словно птичьи, и дрожим-то мы как в лихорадке – в темноте-то.
Важно
Зажег я свечку: ни собаки нет, ни шума никакого – а только оба мы с Филькой – белые, как глина. Так свечка у меня до утра и горела. И доложу я вам, господа, – верьте вы мне или нет – а только с самой той ночи в течение шести недель та же история со мной повторялась.
Под конец я даже привык и свечку гасить стал, потому мне при свете не спится. Пусть, мол, возится! Ведь зла она мне не делает.
– Однако, я вижу, вы не трусливого десятка, – с полупрезрительным, полуснисходительным смехом перебил Антон Степаныч. – Сейчас видно гусара!
– Вас-то я бы ни в каком случае не испугался, – промолвил Порфирий Капитоныч и на мгновенье действительно посмотрел гусаром. – Но слушайте далее. Приезжает ко мне один сосед, тот самый, с которым я в картишки перекидывал. Пообедал он у меня чем бог послал, спустил мне рубликов пятьдесят за визит; ночь на дворе – убираться пора. А у меня свои соображения.
«Останься, говорю, ночевать у меня, Василий Васильич; завтра отыграешься, даст бог». Подумал, подумал мой Василий Васильич, остался.
Я ему кровать у себя же в спальне поставить приказал… Ну-с, легли мы, покурили, покалякали – всё больше о женском поле, как оно и приличествует в холостой компании, посмеялись, разумеется; смотрю: погасил Василий Васильич свою свечку и спиной ко мне повернулся; значит: «шлафензиволь»[1].{4} Я подождал маленько и тоже погасил свечку.
И представьте: не успел я подумать, что, мол, теперь какой карамболь произойдет?{5} как уже завозилась моя голубушка.
Да мало что завозилась: из-под кровати вылезла, через комнату пошла, когтями по полу стучит, ушами мотает, да вдруг как толкнет самый стул, что возле Василия Васильевичевой кровати! «Порфирий Капитоныч, – говорит тот, и таким, знаете, равнодушным голосом, – а я и не знал, что ты собаку приобрел.
Какая она, легавая, что ли?» – «У меня, говорю, собаки никакой нет и не бывало никогда!» – «Как нет? а это что?» – «Что это? – говорю я, – а вот зажги свечку, так сам узнаешь». – «Это не собака?» – «Нет». Повернулся Василий Васильич на постели. «Да ты шутишь, чёрт?» – «Нет, не шучу».
Слышу я: он чёрк, чёрк спичкой, а та-то, та-то всё не унимается, бок себе чешет. Загорелся огонек… и баста! След простыл! Глядит на меня Василий Васильич – и я на него гляжу. «Это, говорит, что за фокус?» – «А это, – говорю я, – такой фокус, что посади ты с одной стороны самого Сократа, а с другой Фридриха Великого,{6} так и те ничего не разберут».
И тут же я ему всё в подробности рассказал. Как вскочит мой Василий Васильич! Словно обожженный! В сапоги-то никак не попадет. «Лошадей! – кричит, – лошадей!» Стал я его уговаривать, так куда! Так и взахался. «Не останусь, кричит, ни минуты! – Ты, значит, после этого оглашенный человек! – Лошадей!..» Однако я его уломал.
Совет
Только кровать его перетащили в другую комнату – и ночники везде запалили. Поутру, за чаем, он остепенился; стал советы мне давать. «Ты бы, говорит, Порфирий Капитоныч, попробовал на несколько дней из дому отлучиться: может, эта пакость от тебя бы отстала».
А надо вам сказать: человек он – сосед мой – был ума обширного! Тещу свою, между прочим, так обработал чудесно: вексель ей подсунул; значит, выбрал же самый чувствительный час! Шёлковая стала; доверенность дала на управление всем имением – чего больше? А ведь это какое дело – тещу-то скрутить, а? Сами изволите посудить.
Однако уехал он от меня в некотором неудовольствии: я-таки его опять рубликов на сотню наказал. Даже ругал меня; говорил, что ты-де неблагодарен, не чувствуешь; а я чем же тут виноват? Ну, это само собою, – а совет я его к сведению принял: в тот же день укатил в город, да и поселился на постоялом дворе у знакомого старичка из раскольников. Почтенный был старичок, хотя и суров маленько по причине одиночества: вся семья у него перемерла. Только уж очень табаку не жаловал и к собакам чувствовал омерзенье великое; кажется, чем, например, ему собаку в комнату впустить согласиться – скорей бы сам себя пополам перервал! «Потому, говорит, как же возможно! Тут у меня в светлице на стене сама Владычица{7} пребывать изволит, и тут же пес поганый рыло свое нечестивое уставит». Известно – необразование! А впрочем, я такого мнения: кому какая премудрость далась, тот той и придерживайся!
– Да вы, я вижу, великий филозоф, – вторично и с тою же усмешкой перебил Антон Степаныч.
Порфирий Капитоныч на этот раз даже нахмурился.
– Какой я филозо́ф, это еще неизвестно, – промолвил он с угрюмым подергиваньем усов, – но вас бы я охотно взял в науку.
Мы все так и впились в Антона Степаныча; всякий из нас ожидал горделивого ответа или хотя молниеносного взгляда… Но господин статский советник перевел свою усмешку из презрительной в равнодушную, потом зевнул, поболтал ножкой – и только!
– Вот у этого-то старичка я и поселился, – продолжал Порфирий Капитоныч. – Комнатку он мне отвел, по знакомству, не из лучших; сам он помещался тут же за перегородкой – а мне только этого и нужно.
Однако принял я в те поры муки! Комнатка небольшая, жара, этта, духота, мухи, да какие-то клейкие; в углу киотище необыкновенный, с древнейшими образами; ризы на них тусклые да дутые; маслом так и разит, да еще какою-то специей; на кровати два пуховика; подушку пошевелишь, а из-под нее таракан бежит… я уж со скуки чаю до невероятности напился – просто беда! Лег я; спать нет возможности – а за перегородкой хозяин вздыхает, кряхтит, молитвы читает. Ну, однако, угомонился, наконец. Слышу: похрапывать стал – да так полегоньку, по-старомодному, вежливенько. Свечку-то я давно загасил – только лампадка перед образами горит… Помеха, значит! Вот я возьми да встань тихохонько, на босу ногу; подмостился к лампадке да и дунул на нее… Ничего. «Эге! – думаю, – знать, у чужих-то не берет…» Да только что опустился на постель – опять пошла тревога! И скребет, и чешет, и ушами хлопает… ну, как быть следует! Хорошо. Я лежу, жду, что будет? Слышу: просыпается старик. «Барин, говорит, а барин?» – «Что, мол?» – «Это ты лампадку погасил?» Да ответа моего не дождавшись, как залопочет вдруг: «Что это? что это? собака? собака! Ах ты, никонианец окаянный!»{8} – «Погоди, говорю, старик, браниться – а ты лучше приди-ка сам сюда. Тут, я говорю, дела совершаются удивления достойные». Повозился старик за перегородкой и вошел ко мне со свечкой, тоненькой-претоненькой, из желтого воску; и удивился же я, на него глядючи! Сам весь шершавый, уши мохнатые, глаза злобные, как у хорька, на голове шапонька белая войлочная, борода по пояс, тоже белая, и жилет с медными пуговицами на рубахе, а на ногах меховые сапоги – и пахнет от него можжевельником. Подошел он в этаком виде к образам, перекрестился три раза крестом двуперстным, лампадку засветил, опять перекрестился – и, обернувшись ко мне, только хрюкнул: объясняй, мол! И тут я ему, нимало не медля, всё обстоятельно сообщил. Выслушал все мои объяснения старина и хоть бы словечко проронил: только знай головой потряхивает. Присел он потом, этта, ко мне на кроватку – и всё молчит. Чешет себе грудь, затылок и прочее – и молчит. «Что ж, – говорю я, – Федул Иваныч, как ты полагаешь: наваждение это какое, что ли?» Старик посмотрел на меня. «Что выдумал! наваждение! Добро бы у тебя, табашника, – а то здесь! Ты только то сообрази: что тут святости! Наваждения захотел!» – «А коли это не наваждение – так что же?» Старик опять помолчал, опять почесался и говорит наконец, – да глухо так, потому усы в рот лезут: «Ступай ты в град Белев. Окромя одного человека, тебе помочь некому. И живет сей человек в Белеве, из наших. Захочет он тебе поспособствовать – твое счастье; не захочет – так тому и быть». – «А как мне его найти, человека сего?» – говорю я. «Это мы тебя направить можем, – говорит, – а только какое это наваждение? Это есть явление, а либо знамение; да ты этого не постигнешь: не твоего полета. Ложись-ка теперь спать, с батюшкой со Христом; я ладанком покурю; а на утрие мы побеседуем. Утро, знаешь, вечера мудренее».
1. …«влепили станислашку». – Орден св. Станислава, один из низших орденов Российской империи.
2. Новейшие хозяйственные перемены сократили его доходы… – Имеется в виду отмена крепостного права в 1861 г.
3. …над казенными магазинами – государственными складами.
1. «спокойной ночи» (нем.).
4. …значит: «шлафензиволь». – От нем.: Schlaffen Sie wohl – спокойной ночи.
5. …какой карамболь произойдет? – Карамболь – прием в бильярдной партии из трех шаров, когда шар, ударив второй и отразившись, должен задеть третий шар; здесь употреблено в смысле: сложная ситуация.
6. …посади ты с одной стороны самого Сократа, а с другой Фридриха Великого… – Сократ (465–399 гг. до н. э.) – древнегреческий философ; Фридрих II (1712–1786) – прусский король и полководец, выдвинувший Пруссию благодаря своим завоеваниям в число великих держав.
7. …на стене сама Владычица… – Владычица – икона божьей матери.
8. Ах ты, никонианец окаянный! – Никонианцами раскольники называли православных, последователей патриарха Никона (1605–1681), реформатора русской церкви.
Собака — Иван Тургенев — читать книгу онлайн, на iPhone, iPad и Android
Русская мистика. Зарождение жанра «хоррор». Здесь нет ведьм, живых мертвецов, вампиров и демонов. Бытовая, если можно так сказать, мистика. Но настоящая. С невольным холодком, со стуком сердца, странной дрожью, особенно, если читаешь ночью.
Иногда в жизни происходят вещи, объяснить которые невозможно. Да оно и ненужно.
Но, во-первых страшно, во-вторых страшно интересно. Да и натура людская такая, что перед неведомым и своими страхами трудно устоять.
Да и мешает это что-то под кроватью. Пыхтит, возится, спать не даёт. «Явление, аль знамение какое», нам, простым смертным не понять.
Так в жизни небогатого калужского помещика появился Трезор. Настоящий. Не дух. Друг настоящий. Верный.
Так сверхъестественное вошло в его простую жизнь.
— Но если допустить возможность сверхъестественного, возможность его вмешательства в ежедневную, так сказать, жизнь,— то какую же роль после этого должен играть здравый рассудок?
А на это так никто ответа и не придумал.
Очень трогательный рассказ Тургенева про собаку. Решила его пересказать маме и во время рассказа на глазах застыли слезы. Ваня однозначно не равнодушен к друзьям нашим меньшим.
Цитаты из книги
«Лошадей! – кричит, – лошадей!» Стал я его уговаривать, так куда! Так и взахался. «Не останусь, кричит, ни минуты! – Ты, значит, после этого оглашенный человек! – Лошадей!..» Однако я его уломал.
А какие скачки, какие лансады по саду задавал!{14} Кажется, самая первая танцорка, что у императора Наполеона{15} в день его ангела пляшет, – и та за мной бы не угналась.
– Это совершенно справедливо, – заметил Скворевич.
– Об этом и спорить никто не станет, – прибавил Кинаревич.
– И я согласен, – поддакнул фистулой из угла хозяин дома, г. Финоплентов.
– А я, признаюсь, согласиться не могу, потому что со мной самим произошло нечто сверхъестественное, – проговорил мужчина среднего роста и средних лет, с брюшком и лысиной, безмолвно до тех пор сидевший за печкой. Взоры всех находившихся в комнате с любопытством и недоуменьем обратились на него – и воцарилось молчанье.
Тургенев Собака
Идею рассказа «Собака», написанного в 1864 году, автору подсказало повествование мещанина, услышанного во время ночевки на одном из постоялых дворов. С 1859 года идея не давала Тургеневу покоя, он рассказывал о ней хорошим знакомым.
При этом повествование было настолько ярким и красочным, что завладело умами многих слушателей. Слухи о скором выходе нового рассказа великого писателя распространились очень быстро. Однако с публикацией Тургенев не спешил.
Только после трех последовательных правок и долгих размышлений, Иван Сергеевич дал разрешение на публикацию рассказа в «Санкт-Петербургских новостях» в 1866 году.
Краткое содержание рассказа
В один из вечеров на постоялом дворе зашел разговор о сверхъестественном. Верить ли, нет… Как вдруг мужчина средних лет, до этого сидевший молча, объявил, что с ним самим произошло сверхъестественное.Мужчину звали Порфирий Капитоныч. Раньше он служил гусаром, однако, со временем уволился и переехал жить в деревню.
Там дела его пошли не очень хорошо, и в поисках лучшей жизни отправился он в Петербург, надеясь на помощь старинного друга, который занимал весомое положение, да и обязан был Порфирию Капитонычу, так как тот в свое время спас его от шулера. И тут разорившемуся помещику очень повезло.
Устроили его на место надзирателя над казенными магазинами, которые были еще только в планах.Из рассказа Порфирия Капитоныча следовало, что жил он в Козельском уезде, имел небольшое имение, но не было у него ни семьи, ни детей.
И вот однажды, возвратившись от соседа, где весь вечер велась карточная игра, но не было выпито ни капли спиртного, устроился рассказчик спать. Как вдруг из-под кровати послышались шорохи. Надо сказать, что собак у помещика никогда не было, а звук был очень похож именно на собачью возню.Крайне недовольный, Порфирий Капитоныч позвал слугу.
Обратите внимание
Но когда Филька вошел со свечой, возня прекратилась и в комнате не обнаружилось никакой собаки. Следующим вечером все повторилось. Но, когда Филька задул свечу, и сам услышал звуки собаки. Напуганный помещик долгое время спал при свете лампадки, а потом привык.В один из дней к Порфирию Капитонычу в гости заехал тот самый сосед.
За игрой в карты засиделись до ночи и хозяин уговорил гостя остаться ночевать. При этом постелить ему велел именно в своей спальне. Как только погасили свет, собака не только зашевелилась, но и стала по комнате ходить, и стул толкать. Только обещаниями положить соседа спать в другой комнате и удалось уговорить перепуганного остаться до утра.
Во время утреннего чаепития Василий Васильич, человек очень умный, грамотный и начитанный, посоветовал Порфирию Капитонычу покинуть дом на некоторое время. Тот послушал мудрого совета и тут же уехал в город, где остановился на постоялом дворе.Однако в первую же ночь, как только погасили свечи и лампады, все повторилось заново.
Собака скреблась, чесалась, хлопала ушами. Хозяин, Федул Иваныч, услышав шум, потребовал убрать животное, поскольку собак он никогда не любил. На рассказ постояльца о странных звуках, возникающих только в темноте, посоветовал ему обратиться к одному старцу в Белеве.
На следующий же день Порфирий Капитоныч отправился на поиски старца, нашел его и рассказал свою историю На что Прохорыч ответил, что звуки эти далеко не наказание помещику, а скорее предупреждение. Поэтому стоит ему купить собаку и тогда все пройдет. Понравился рассказчику этот совет, тут же выдвинулся он к рынку, но уже по пути выкупил у солдата щенка, которого назвал Трезором. Как только собака поселилась в доме, ночной шум сразу прекратился.
Трезор вырос в красивого охотничьего пса, ни на шаг не отходившего от хозяина. Будучи небольшим любителем охоты, пришлось Порфирию Капитонычу и это дело освоить, бродить по полям, по лесам, в поисках добычи, зайцев да уток стрелять.В один из жарких дней решил рассказчик сходить к своей знакомой, молодой и привлекательной соседке.
Уже возле дома на помещика вдруг набросилась огромная страшная собака. Только благодаря тому, что Трезор кинулся на защиту хозяина, тот смог вырваться и проскочить в дом. Однако Трезор был тяжело ранен, а бешеному псу графа удалось сбежать.
Приняв решение завтра везти пса к местному лекарю, Порфирий Капитоныч на ночь устроился спать на улице возле своего дома, поскольку жара стояла невыносимая. Всю ночь он не мог уснуть. То мысли мешали, то месяц слишком ярко светил. Как вдруг увидел он огромную страшную собаку, ту самую, которая бросилась на него днем.
И снова Трезор бросился на врага, защитил хозяина, а сам погиб. А бешеную собаку на следующий день в деревне застрелил какой-то солдат.
Мистика в жизни Тургенева
Произведения Ивана Сергеевича Тургенева, написанные в 60-годы XIX века, отличаются некоей склонностью к мистицизму.
Это сбивало с толку друзей и критиков, которые считали писателя реалистом, человеком, с удивительной точностью описывающим все тонкости реального мира.
Произведения позднего периода творчества писателя отличаются наличием сверхъестественного в жизни обычного человека. Критики назвали их «Таинственные повести». В этот цикл входят:
• Призраки (1863);
• Собака (1864);
• Стук… Стук… Стук!… (1870);
• Часы (1875);
• Рассказ отца Алексея (1877);
• Сон (1877);
• Песнь торжествующей любви (1881);
• После смерти (Клара Милич) (1883).
Современники предполагали, что «Таинственные повести» стали результатом личного опыта, полученного писателем в собственной жизни.
Столкнувшись с критикой, автор называл свои мистические произведения не более чем «пустячками». Возможно, именно поэтому идею написания «Собаки» он вынашивал на протяжении пяти лет.
При этом его устные рассказы вызывали бурный восторг и одобрение слушателей.
Но конечная рукопись, полученная в результате трех последовательных правок, не имела таких живописных описаний и увлекательного сюжета как устное повествование.
В письмах к Полине Виардо Тургенев признается, что рассказ был написан быстро, за два дня. И при этом автор не делал перерыв ни на сон, ни на прием пищи. Он писал увлеченно, запоем. Первое прочтение рукописи имело большой успех. Однако сам автор внес множество поправок в первоначальный вариант в процессе обсуждения после прочтения. Вторая рукопись имеет только две вставки.
Третья представляет собой чистовой вариант.Перед писателем стоял сложный выбор касательно издательства, в котором впервые должна быть опубликована «Собака». Так и не приняв окончательного решения, на протяжении всей весны 1864 года Тургенев читал рассказ с рукописи.Решающим отзывом для автора стала критика В.П. Боткина, высказанная в Баден-Бадене летом 1864 года.
Хотя письменный отзыв Анненкова, который имел весомое влияние на автора, был положительным, Боткин высказался резко негативно. Не обнаружив в рассказе ничего трагического или комического, смутившись общим тоном повествования, литературный критик посоветовал Тургеневу не публиковать произведение.
Писатель прислушался к критике и, удрученный провалом «Призрака» надолго спрятал рассказ.
Произведение «Собака» в печати
Однако слухи о «Собаке» ширились. Ф.М. Достоевский несколько раз обращался к Тургеневу с настоятельной просьбой опубликовать рассказ в «Эпохе», на что автор отвечал резким однозначным отказом. И только повторное прочтение произведения в Ницце, в кружке А.Д. Блудовой, и настоятельные просьбы В.Ф. Корша, главного редактора «Санкт-Петербургских ведомостей», побудили автора разрешить публикацию, что и произошло 31 марта 1866 года. Критики расходятся в оценке рассказа «Собака» от резкого негативизма до полного восхищения.В ноябре 1866 года произведение было переведено на французский язык и опубликовано в газете «Le Nord». В 1870, в газете «Temple Bar» был напечатан англоязычный вариант, который получил самые восхищенные и положительные отзывы.Согласно мнению критиков, рассказ Тургенева «Собака» сочетает в себе повседневную реальность со сверхъестественным и фантастическим. Многие отмечают акцентирование внимания автора на образе главного героя, рассказчика Порфирия Капитоныча. Писатель красочно описывает его внешность и внутренний мир, сложившийся под влиянием народного мировоззрения. При этом сверхъестественному, образу собаки и мистическому старцу, отводится лишь второстепенная роль.
Главная мысль рассказа состоит в том, что странные и непонятные явления, которые могут случится в жизни каждого — это, возможно, знаки, которых не стоит пугаться. А использование полученной информации и предостережения полученные, пусть и не обычным путём, способны решить некоторые жизненные проблемы.
Краткое содержание Тургенев Собака для читательского дневника
«Собака» относится к типу стихотворений в прозе.Не смотря на небольшой объем написанного автора вкладывает туда серьезные мысли по поводу жизни и смерти.
Автор грустно рассуждает о том, что жизнь протекает быстро, она быстро появляется и так же исчезает, забирая все чувства, мысли и переживания. Тургенев дает читателю полностью погрузиться в атмосферу и пережить те чувства, которые испытывает он сам.
Описание очень эмоционально и глубоко, автор сумел показать те уголки души, которые спрятаны глубоко. Пожалуй это произведение настроено на то, чтобы не оставить равнодушным ни одного человека.
Главная мысль стихотворения Тургенева Собака
Главной темой можно назвать-показ смерти, перед которой равны все. Ведь оказавшись на грани смерти,каждый ищет возможность спастись или найти помощи.
Краткое содержание Тургенев Собака читать
Однажды сидя в компании, товарищи обсуждали сверхъестественное, но никак не могли прийти к единой мысли существует все таки что-то такое или нет.
Но тут Порфирий, один из главных героев рассказа решил рассказать им одну историю.
Однажды придя домой вечером он лег уже спать, но вдруг что-то под его кроватью зашевелилось, это было похоже на собаку, но при ее поиске никого обнаружить не удалось.
Важно
Следующей ночью повторилось тоже самое, только на этот раз свидетелем этого стал еще и слуга, он тоже четко слышал эти звуки. Единственным спасением был свет, тогда никаких звуков не было.
К рассказчику вскоре приехал сосед, и тому пришлось спать в этой зловещей комнате, и какого было удивление только прибывшего гостя, когда он услышал звуки собаки, но как только он узнал, что никакой собаки нет, то сильно испугался, и посоветовал выехать из дома на пару дней.
Порфилию посоветовали обратится в Белев, куда главный герой сразу же и поехал. Там его встречает святой старик, который выслушав всю историю просто советует завести собаку.
Прибыв домой Порфилий покупает щенка дав ему имя Трезор, после этого вся эта необъяснимая ситуация исчезает и его больше не беспокоят непонятные звуки, а даже наоборот, он очень привязывается к щенку и не расстается с ним нигде.
Однажды когда рассказчик пришел в гости к своей знакомой Нимфодоре, случилось неприятность, на него накинулась соседская собака, но его спас именно Трезор. Порфилию удалось спрятаться в доме, после чего он увидел, что его собака ранена.
Соседка же советует убить собаку, так как она тоже может стать бешеной, но мужчина отказывается, в надежде повезти ее к доктору и вылечить.
Вернувшись домой, ночью на Порфилия нападает та самая собака, но вновь пес Трезор защищает хозяина, чем расплачивается собственной жизнью.
Собака
А из сена-то, как лев, мой Трезор – и вот он! Пасть с пастью так и вцепились оба – да клубом оземь! Что уж тут происходило – не помню; помню только, что я, как был, кубарем через них, да в сад, да домой, к себе в спальню!.. Чуть под кровать не забился – что греха таить.
А какие скачки, какие лансады по саду задавал!{14} Кажется, самая первая танцорка, что у императора Наполеона{15} в день его ангела пляшет, – и та за мной бы не угналась. Однако, опомнившись немного, я тотчас же весь дом на ноги поднял; велел всем вооружиться, сам взял саблю и револьвер.
(Я, признаться, этот револьвер вскоре после эманципации купил, знаете, на всякий случай{16} – только такой попался бестия разносчик, из трех выстрелов непременно две осечки.) Ну-с, взял я всё это, и таким манером мы целой оравой, с дрекольями, с фонарями и отправились в сарай.
Подходим, окликаем – не слыхать ничего; входим, наконец, в сарай… И что же мы видим? Лежит мой бедный Трезорушко мертвый, с перерванным горлом – а той-то, проклятой, и след простыл.
И тут я, господа, взвыл как теленок и, не стыдясь, скажу: припал я к моему двукратному, так сказать, избавителю и долго лобзал его в голову.
И пробыл я в этом положении до тех пор, пока в чувство меня не привела моя старая ключница Прасковья (она тоже прибежала на гвалт).
«Что это вы, Порфирий Капитоныч, – промолвила она, – так обо псе убиваетесь? Да и простудитесь еще, боже сохрани! (Очень уж я был налегке.) А коли пес этот, вас спасаючи, жизни решился, так для него это за великую милость почесть можно!»
Я хотя с Прасковьей не согласился, однако пошел домой. А бешеную собаку на следующий день гарнизонный солдат из ружья застрелил. И, стало быть, уж ей такой был предел положон: в первый раз отродясь солдат-то из ружья выпалил, хоть и медаль имел за двенадцатый год. Так вот какое со мной произошло сверхъестественное событие.
Рассказчик умолк и стал набивать себе трубку. А мы все переглянулись в недоумении.
– Да вы, может быть, очень праведной жизни, – начал было г. Финоплентов, – так в возмездие… – Но на этом слове он запнулся, ибо увидал, что у Порфирия Капитоныча щеки надулись и покраснели и глаза съежились – вот сейчас прыснет человек…
– Но если допустить возможность сверхъестественного, возможность его вмешательства в ежедневную, так сказать, жизнь, – начал снова Антон Степаныч, – то какую же роль после этого должен играть здравый рассудок?
Никто из нас ничего не нашелся ответить – и мы по-прежнему пребывали в недоумении.
Примечания
Источники текста
Черновой автограф, 18 л. Датируется 24 марта (5 апреля) 1864 г. Хранится в отделе рукописей Bibl Nat, Slave 74; описание см.: Mazon, p. 66–67; фотокопия – ИРЛИ, Р. I, оп. 29, № 323.
Первый беловой автограф, 21 л. Датируется апрелем 1864 г. Хранится в отделе рукописей Bibl Nat, Slave 74, описание см.: Mazon, p. 66–67; фотокопия – ИРЛИ, Р. I, оп. 29, № 323.
Второй полубеловой автограф, 19 л. Датируется 1864 годом. Хранится в отделе рукописей Bibl Nat, Slave 74; описание см.: Mazon, p. 66–67; фотокопия – ИРЛИ, Р. I, оп. 29, № 323.
СПб Вед, 1866, № 85, 31 марта (12 апреля), с. 1–2.
Т, Соч, 1869, ч. 6, с. 1–19.
Т, Соч, 1874,ч. 6, с. 5–23.
Т, Соч, 1880, т. 8, с. 59–77.
Т, ПСС, 1883, т. 8, с. 56–75.
Впервые опубликовано: СПб Вед, 1866, № 85, 31 марта (12 апреля), с. 1–2.
Совет
Печатается по тексту Т, ПСС, 1883 с устранением явных опечаток, не замеченных Тургеневым.
Возникновение замысла рассказа «Собака» относится еще к 1859 году. В «Тобольских губернских ведомостях» (1893, № 27, 7 июля, с. 413) дальняя родственница Тургенева, подписавшаяся инициалами Е. М.
, сообщила о нескольких своих встречах с писателем, среди них о следующей: «В один из этих памятных вечеров он рассказывал фантастическую повесть „Собачки”, которая только через несколько лет после явилась в печати; он сам только что слышал ее на постоялом дворе от мещанина, с которым это случилось»{17}.
Рассказ мещанина запомнился Тургеневу. В заметке, напечатанной в «С.-Петербургских ведомостях», А. С.
Суворин (псевдоним Незнакомец) вспоминает о встрече с Тургеневым в 1861 году и об устном его рассказе: «В тот же вечор он рассказал свою „Собаку”. Рассказ этот был так живописен и увлекателен, что производил огромное впечатление.
Когда впоследствии я прочитал его в печати, мне он показался бледной копией с устного рассказа Тургенева» (СПб Вед, 1870, № И, И января, с. 1).
Одно из первых упоминаний о работе над рассказом, который был написан быстро, за два дня, содержится в письме Тургенева к П. Виардо от 23 марта (4 апреля) 1864 г.
из Парижа: «Целый день я не двинулся с места и лег вчера или вернее сегодня утром в 4 часа. Я написал нечто вроде маленькой новеллы под названием „Собака”, закончу ее сегодня.
Это был истинный азарт: кажется, я просидел за своим письменным столом более 12 часов».
Обратите внимание
Об истории написания рассказа «Собака» сообщается и в письмах Тургенева к П. В. Анненкову, особенно в письме от 24 марта (5 апреля) 1864 г.
: «Вдруг на меня нашел какой-то стих, и я, как говорится, не пимши, не емши, сидел над небольшим рассказом, который сегодня кончил и сегодня же прочел в маленьком русском обществе, причем получил необыкновенный успех.
Вы не поверите, как бы мне хотелось сообщить эту штуку Вам; но для этого надо ее переписать Название ему довольно странное – а именно: „Собака”».
Это авторское свидетельство подтверждается записью на титульном листе чернового автографа: «Собака. (Отрывок). Ив. Тургенев. 3-го – 5-го апр./22-го – 24 марта 1864. Париж».
Вероятно, Тургенев читал рукопись по черновику и после обсуждения продолжал правку в том же черновике: для автографа характерно обилие зачеркнутых вариантов (в основном стилистических) и вставок на полях.
Напротив, вторая рукопись отличается незначительной правкой, имеет лишь две вставки.
Но последний слой чернового автографа и тождественный ему текст второй рукописи в ряде мест существенно отличаются от основного текста{18}.
Переписка черновика заняла несколько дней. В первой беловой рукописи Тургенев проставил дату: апрель – а уже 1 (13) апреля писал Анненкову: «…я кончил перепиской мою новую повестушку; но так как я при переписывании много прибавил и переделал, то немедленно Вам послать не могу; я обещал умирающему старику Плетневу прочесть ему эту безделку».
А. Мазон описывает три рукописи – «три последовательных списка»: «первый черновик, обильно покрытый поправками и вставками» – 17 пронумерованных листов; «второй черновик, с поправками и дополнениями меньшего числа» – 19 пронумерованных листов; «список (редакция), почти чистый, но содержащий, однако, несколько существенных дополнений» (Mazon, p. 66–67).
Важно
Текстологический анализ этих трех автографов свидетельствует о том, что рукописи сменяют друг друга и в них видна последовательная правка.
В первой беловой рукописи, которую Тургенев в дальнейшем счел необходимым дать на широкое обсуждение своим литературным друзьям, имеется подзаголовок (в черновике он отсутствует): «Собака.
(Отрывок из собрания рассказов под заглавием: Вечера у г-на Финоплентова)»; он упоминается в письме Тургенева к Достоевскому от 28 декабря 1864 г. (9 января 1865 г.).
Вторая полубеловая рукопись, датированная автором 1864 годом, этого подзаголовка уже не имеет. В ней воспроизведен подзаголовок чернового автографа: «Собака (Отрывок)». Первый ее слой (за исключением незначительных изменений стилистического характера) совпадает с последним слоем первого белового автографа.
Тургенев, по-видимому, считал эту редакцию окончательной и предполагал опубликовать рассказ в самом скором времени, о чем он сообщает в том же письме к Анненкову от 1 (13) апреля 1864 г.: «Но вот штука, где ее напечатать (если Вы ее одобрите)? Я Каткову должен 300 руб.
, но я решительно не хочу у него печататься в ежедневной газете – неловко, в других петербургских журналах – тоже не хочу.
Перед самым моим отъездом Салтыков говорил мне, что он хочет издать „Альманах” и просил моего сотрудничества; узнайте от него, пожалуйста, не переменил ли он своего намерения?» Одновременно с публикацией в одном из периодических изданий Тургенев собирался включить «Собаку» в свои «Сочинения» и просил Анненкова в письме от 24 марта (5 апреля) 1864 г. передать Ф. И. Салаеву, что «готов прибавить и этот последний рассказец не в счет абонемента, так как он, вероятно, явится в каком-нибудь журнале до января».
Не решив окончательно, где будет напечатана «Собака», Тургенев широко читал рассказ в рукописи. В письме к Полине Виардо из Баден-Бадена от 7 (19) апреля 1864 г. писатель сообщает о чтении «Собаки» А. И. Васильчикову. 17 (29) апреля М. А.
Маркович читала «Призраки» и «Собаку» в доме у А. Н. Якоби в Париже в присутствии А. В. Пасека{19}. Новым рассказом заинтересовался И. П. Борисов, который писал Тургеневу 1 октября ст. ст. 1864 г.: «Жена Дьякова мне говорила, что слышала новую Вашу повесть „Собака”.
Как бы это поскорей её посмотреть» (Т сб, вып. 4, с. 394).
Около 18 (30) апреля 1864 г. Тургенев отослал рассказ Анненкову в Петербург, но тот уже выехал за границу, и рукопись хранилась у H. H. Тютчева.
Совет
Лето 1864 г. Тургенев провел в Баден-Бадене. Здесь в конце мая он встретился с В. П. Боткиным и прочитал ему «Собаку».
«Мне кажется, тон, взятый тобою в рассказе „Собака”, – писал Боткин 23 мая (4 июня), – не совсем верен, не наивен, с тенденциями рассмешить, какая-то неопределенная смесь трагикомического, из которой не выходит ни трагического, ни комического».
И добавлял: «В искусстве ничего нет хуже межеумков» (Боткин и Т, с. 202–203). Отзыв, видимо, не убедил Тургенева, и он решил прочесть рассказ Анненкову: «Отлагаю до личного свидания описание пребывания Василия Петровича здесь, чтение „Собаки” и пр.
», – сообщал он своему литературному советчику в письме от 21 мая (2 июня) 1864 г. Н. В. Щербаню Тургенев писал 13 (25) июня: «С чего Вам показалось, что я „Собаку” хочу поместить во „Дне”. Я ее нигде не помещу до выхода в свет издания моих сочинений».
Встреча с Анненковым в Баден-Бадене и чтение «Собаки», судя по письмам Тургенева, состоялись в конце июня – начале июля 1864 г. Устный отзыв Анненкова неизвестен, но, если судить по его последующим письмам, он был благоприятен.
Решающую роль в колебаниях Тургенева сыграло письмо Боткина от 4 (16) ноября 1864 г. из Петербурга: «Отзывы читавших твою „Собаку” все очень неутешительны.
И – судя по впечатлению, оставленному во мне твоим чтением ее, – я вполне разделяю эти отзывы. Она плоха, говоря откровенно, и, по мнению моему, печатать ее не следует.
Довольно одной неудачи в виде „Призраков”» (Боткин и Т, с. 219).
На этот раз Тургенев согласился с мнением Боткина и в письме к Анненкову от 12 (24) ноября 1864 г. просил держать рассказ «под спудом, не давая никому читать. Из всеобщих отзывов и из собственного моего чувства я заключаю, что эта „Собака” не удалась и что лучше обречь ее на уничтожение. Во всяком случае, мне надобно либо продолжать молчать, либо выступить с чем-нибудь дельным.
Пожалуйста, не оставьте этой просьбы без внимания». Анненков подчинился решению Тургенева и отвечал ему 24 ноября ст. ст. 1864 г. из Петербурга: «Книги, контракт и „Собаку” я получил на хранение, и будьте уверены, что последняя из глубоких подвалов моих на свет не выйдет.
Что делать? Надо с волками по-волчьи жить; не понимает публика наша возможности простой, не (вы)думанной, просто сказавшейся вещи у писателя. Кто раз громко заговорил, говори всегда громко и одним и тем же тоном. Вон на что Боткин, и тому давай ту же физиономию, к которой он привык.
Обратите внимание
Отдохнуть, побаловать, потянуться не смей, хотя бы всё это и грациозно было, но Боткин в этом случае отличный представитель русской публики, а потому „Собаку” будем хранить безвыходно» (ИРЛИ, ф. 7, № 8, л. 94).
Это решение казалось Тургеневу окончательным. В то же время слухи о новом рассказе распространились очень широко.
В газетах «Le Nord» (1864, 27 ноября), «Русский инвалид» (1864, № 266, 1 (13) декабря), в журнале «Книжный вестник» (1864, № 23, 15 декабря) появились сообщения, что «Собака» вскоре будет напечатана. Газета «Северная почта» писала в заметке «Литературные новости»: «Наш даровитый писатель И. С.
Тургенев, в настоящее время живущий в Париже, написал новую вещь под названием „Собака”. Говорят, что И. С. Тургенев предполагает написать целый ряд юмористических рассказов, подобных „Собаке”. Читавшие новое произведение г.
Тургенева утверждают, что это вещь прелестная, хотя и не из капитальных произведений автора. В петербургской корреспонденции газеты „Nord” сообщают, что „Собака” будет напечатана в „Русском вестнике” в начале будущего года» (Северная почта, 1864, № 262, 28 ноября, с. 2).
Возбужденный этими слухами, Ф. М. Достоевский попросил у Тургенева «Собаку» для «Эпохи»{20}, но Тургенев в ответном письме от 28 декабря 1864 г. (9 января 1865 г.
) категорически отказал ему: «Рассказ под названием „Собака”, о котором была речь в разных журналах, действительно существует и находится теперь в руках П. В. Анненкова; но я решился, по совету всех моих приятелей, не печатать этой безделки Это подтвердит Вам П. В. Анненков.
Поводом же к распространившемуся слуху о ряде подобных рассказов послужила фраза, прибавленная мною к заглавию „Собаки” – а именно: „Из вечеров у г-на Ф»».
Краткое содержание Тургенев Собака
В этом рассказе автор повествует нам об одном мистическом событии, и пытается навести читателя на размышления о чем-то сверхъестественном, и чудесном в нашей жизни. Пытается показать, что даже если и случается с человеком какой-то полтергейст, то это моет быть не дурным предзнаменованием, но предостережением, которое очень важно правильно услышать и расшифровать.
Главный герой Порфирий в шуточной форме рассказывает о себе историю, которая приключилась с ним на самом деле. Однажды, когда тот пришел домой после игры в карты и лег спать, запалив свечу, услышал он под своей кроватью какой-то звук, прислушавшись, понял, что эти звуки может издавать собака.
Здесь и почесывания, и скулеж, и виляние хвостом… Решив, что в комнату забралась чужая собака, он зажег свечу, но никого не увидел, — все звуки прекратились. Так повторялось каждый вечер, как только гасли свечи. Автор решил устроить пару экспериментов, и заставил подтвердить эти звуки своего слугу и близкого друга.
Важно
Никто не мог объяснить происходящего, но посоветовали Порфирию съездить в Белев, к святому человеку, которого все звали Прохорыч.
Когда наш герой встретился со святым, его поразил взгляд этого старика, — тот смотрел как будто в душу, видел все насквозь, и, непроизвольно, Порфирию стало как-то стыдно, и неудобно перед ним. Жил старик просто, можно даже сказать, — бедно.
Без каких либо притязаний. Сидел он, выслушивая рассказ Порфирия величественно, словно царь. Выслушав, посмотрел старец на Порфирия своим прозорливым взглядом, и сказал завести щенка. Объяснил, что для его защиты все эти видения.
Главный герой стразу так и поступил.
Спустя некоторое время щенок вырос, — назвали его Трезором. Ни на шаг он не отходил от своего хозяина. Привязался к собаке и Порфирий. Вместе они ходили на охоту, вместе гуляли и даже в баню париться ходили вместе.
Однажды, в знойные деньки, решил Порфирий прогуляться до соседки молодой, одной ветреной особы.
Будучи уже у нее на крыльце, ни с того ни с сего, накинулся на него бешеный рыжий пес, и почти разорвал его, но верный Трезор вцепился рыжему в глотку, и началась нешуточная склока.
Когда Порфирий пришел домой со своим раненым спасителем, уже ближе к ночи, отходя от произошедшего события, вышел он в сад. Издалека увидев несущееся на него животное, — поледенел. Рыжий пес нашел его, и готов был убить, но тут на помощь кинулся Трезор, и защитил хозяина ценой своей жизни. Долго оплакивал Порфирий своего спасителя, и, похоже, жалел собаку и тогда, когда о нем рассказывал.
Можете использовать этот текст для читательского дневника
- Краткое содержание Носов Кукла
Почти все любители порыбачить создают себе определённое место. И используют именно его. Не далёко, возле речной глади, они сооружают укрытие от проливных ливней. В форме крыши.
- Краткое содержание сказки Заяц и еж Гримм
Однажды, в теплый погожий денек стоял Ёж у своего дома. Делать было нечего, и он решил сходить на поле и посмотреть, как растет брюква. На поле Ёж встретил Зайца
- Краткое содержание Потерянный рай Мильтона
В книге рассказывается об изгнании первых людей из Эдема. Причиной изгнания стал запрет великого Творца. Виновником изгнания Адама и Евы был Сатана, который превратился в змея.
- Краткое содержание Зощенко Беда
Деревенский мужик Глотов Егор Иванович копил деньги на покупку лошади. Чтобы купить лошадь он бросил курить, пить и экономил на еде.
- Краткое содержание Паустовский Мещёрская сторона
Повествование происходит от лица человека, который путешествует по родным краям, вооружившись старинной карте, на которой не все места обозначены особенно точно. И нашему герою приходится поправлять их время от времени.